Ни одной целой вещи не было в спальне и мне пришлось ехать в деревню, заказывать у столяров самое лучшее. Уже через неделю комната была почти в первозданном виде. Но я все равно не понимал, зачем Марике кровать, если она предпочитала всё своё время проводить возле окна. Маленькие побрякушки вновь обосновались на полках и комодах.
С того вечера, если госпожа уходила, то меня ждало предупреждение в виде фамильной печатки на кухонном столе. Я носил кольцо на мизинце, как напоминание о её обещании вернуться. Сам я тяжело переживал разлуку с ней и когда Марика появлялась, с дурацкой улыбкой возвращал печатку хозяйке, оставляя на прикроватной тумбочке.
О своих чувствах к госпоже я старался не задумываться, потому что не мог подобрать правильного определения. Это не было любовью в полном понимании этого слова, хоть я и любил Марику. Никак мужчина любит женщину, но и никак сестру. Мои чувства были полнее и глубже, казалось, охватывая всевозможные проявления любви в жизни. Я просто смирился с тем, что женщина мне безумно дорога.
Никто и никогда не смог бы занять её место, хоть у меня и было много партнерш. Через год, после того как я обосновался в замке, естественные потребности дали о себе знать. Денег и золота я мог брать сколько угодно, доступ к ним был у каждого в доме. Поэтому взяв наличности, и предупредив Грумеля о своём уходе, я отправился в деревню. Вернулся я, по выражению Кима, как кот, обожравшийся сливок. Смазливая внешность и деньги, делали меня весьма привлекательным в глазах противоположного пола.
Марика вообще не придала этому значения, словно и не заметив моих гуляний. Лишь подарила широкую серебряную цепочку с большим кулоном, когда я задержался в деревне с неделю. Сам кулон по форме напоминал глину, которую сжали в кулаке, при этом подобрав камень с дороги. Его и видно не было среди потертостей темного серебра. А сзади кулона были выгравированы незнакомые мне иероглифы.
Цепочку я носил, не снимая и когда уходил — тоже оставлял на себе. Этот знак был в противовес печатки миледи. С точностью наоборот, я оставил был цепочку только тогда, когда решился бы оставить свою госпожу навсегда. Она это понимала.
Глава 20: Удар
Кристиан
Миледи вообще многое понимала и замечала, хотя было полное впечатление, что её ничего не интересует. Она могла отрешенно стоять около окна, а на следующий день решить вопрос, о котором собственно, ей никто и не говорил.
Каким-то образом она узнала, что местный кузнец влюбился в Селесту, но его семья была против странной девчонки, да еще и с привеском. Парню некуда было деваться из родительского гнезда и он мучился от своей любви. Он не мог сделать Селесту своей, но и другие ему были не милы. По словам Грумеля, молодой парень отвадил всех невест в селении. Что госпожа сказала, придя однажды в дом к кузнецу никто не знал. Но после ее визита отец парня стал совсем седой, а мать кузнеца стала чуть ли не молиться на Селесту.
На этом Марика не остановилась, отдав в приданное девушке добротный дом с хорошим куском земли, в этой же деревушке. Вскоре, молодожены построили там новую кузню, а старую унаследовал младший брат. Молодой кузнец изрядно побаивался нашей графини, но препятствовать приглашению на свадьбу не стал.
Нужно было видеть глаза гостей, когда появилась миледи. Тогда я впервые видел её в платье. Привлекательная, было слишком слабым определением, она была невероятно красива. К сожалению, её вид никого смягчил и всё веселье само собой утихло. С непроницаемым лицом Марика спокойно поздравила молодых и села за стол. То ли от страха, то ли от паники, но перед госпожой поставили тарелку с приготовленным мясом и чашу вина. Мне понадобилась вся выдержка, чтобы не измениться в лице, когда она взяла вилку, наколола кусок мяса и спокойно положила его в рот. Вино тоже подверглось дегустации и в конце своеобразной трапезы, аккуратно промокнув губы Марика поблагодарила за еду. Тот, кто подавал мясо и вино, грохнулся в обморок рядом со стулом миледи. Мы пробыли на празднике всего полчаса после этого, и благополучно откланялись. Я чувствовал, что Марике было весело.
Еще более удивительным стало приглашение на крестины. Селеста родила двух мальчиков своему мужу. В этот раз я поражался жрецу местного храма, вдруг поверившего, что он может убивать вампиров. Когда мы с Марикой появились на рассвете, в момент крещения младенцев, её облили святой водой, что вызвало у меня не контролируемую злость. Но как и подобает слуге графини, я невозмутимо подошел к жрецу, забрал пустое ведро и тихо, но внятно начал пояснять что с ней так обращаться нельзя. При этом в особо интересные моменты моей речи жрец тихонько взвизгивал. Инцидент был исчерпан, но жрец до сих пор шарахается от меня, когда видит. Хорошо, что это происходит довольно редко.