— Ты! — прошипел князь. — Это ты сделал!
— Прошу, нет, прошу…, - сипел Себастьян, пытаясь оторвать руки господина от своей шеи.
Приподняв слугу, Арман с невнятным криком швырнул его тело через всё поле, прямо к небольшому ручью. Злость показалась вампиру той субстанцией, которая может помочь справиться с болью.
— Я лишь помог вам, господин! — зачастил Себастьян, вставая на четвереньки и пытаясь подняться.
Князь остановился так резко, будто напоролся на непроходимую стену. Понимание пришло к нему, как вспышка, озарившая смутные подозрения. Это не Арман был виноват в смерти Марики, вернее не совсем он.
— Скажи мне, Себастьян, что ты передал Грегори? — очень тихо спросил князь, обхватывая рукой лодыжку слуги.
— То, что вы велели, господин! Только ваши слова! — пролепетал Себастьян, с трудом удерживаясь от того, чтобы не заскулить.
В багровых глазах вампира поселился страх, но он отступил, стоило князю отпустить его. Арман осунулся, когда туманная надежда переложить свою вину на другого — почти растаяла. Себастьян улыбнулся, всё получилось как нельзя лучше! Облегчение напополам с эйфорией охватили вампира, и он совершил ошибку.
— Мы теперь можем убить мальчишку! Господин, позвольте мне уничтожить этого выродка! Он будет страдать, как страдала наша миледи! А в конце, я вырву его сердце и принесу вам!
— Как страдала Марика? — не своим голосом спросил князь, отворачиваясь от слуги.
— Очень, господин! — горячо подтвердил Себастьян и пообещал, — Мальчишка будет страдать так же!
— Ты передал только мои слова. А разве я говорил, что хочу её страданий? — медленно спросил Арман, поворачиваясь к вампиру.
Себастьян поздно понял, что выдал себя и попытался сбежать, но князь не дал. В течении часа Себастьян рассказал всё, что сделал. Как научил Грегори брать кровь оборотней, чтобы облить графиню и ослабить её. Как они отливали большие копья, покрывая их качественным серебром. Как готовили ловушки, проверяя их на собратьях. Как приводил людей целыми семьями и обращал в вампиров вместе с Грегори, перед самым приходом Марики. Он рассказал всё, умоляя убить его.
Арман раздавил своему слуге грудную клетку, вернее, куску мяса, которым стал Себастьян после допросов князя. Отряхнув руки, вампир поднял лицо к заходящему солнцу. Острая боль в сердце перерождалась в ноющую, и Арман знал, что она теперь всегда будет там. Временами чуть сильнее, временами чуть меньше, но всегда.
Повернувшись, князь, совсем по человечески сгорбился, и медленно побрёл в сторону своего дома. В чёрной земле вдруг что-то блеснуло, и вампир наклонился, чтобы поднять женскую печатку со знакомым орнаментом. Поднеся кольцо к глазам, Арман со всхлипом втянул воздух, — металл был покорежен и покрылся сеточкой трещин. Очень аккуратно, мужчина повесил кольцо на цепочку, висящую на его шее. Кольцо неприятно кололо, будто не соглашалось принадлежать невольному убийце своей хозяйки.
Вампир продолжил путь, покорно принимая лёгкое жжение кольца. В свете закатного солнца — слёзы, бегущие по его лицу, казались кровавыми. Сейчас он ещё мог оплакать свою потерю, только сейчас и здесь, на её могиле. Как только совет получит подтверждение о смерти графини Штефан, нападёт. Они боялись Марику, а она поддерживала князя.
Глава 39: Слабость
Кристиан
Завернувшись плотнее в одеяло, я стоял около открытого окна, не обращая внимания на пар изо рта и холод, пробирающийся к телу. Старался представить, о чём она могла думать, когда так же стояла здесь. Любовалась ли она на солнце, которое постепенно пряталось за верхушки густого ельника, или смотрела на сад, который я возродил для неё? А может, ждала, когда хлопья снега начнут кружиться в танце, опускаясь с неба? Или прозвучит первая капель и воздух наполниться упоительными ароматами весны? Что она здесь видела? Что хотела бы увидеть?
Глаза запекло и я зло усмехнулся, как девчонка готов лить слёзы из-за неё. А может, для Марики я был лишь едой и она даже не думала обо мне по другому?! Разум пытался донести, что тогда бы она не оставила все своё имущество мне. Не поступают так с едой. Но глупое сердце искало причину, чтобы меньше страдать, чтобы разозлиться и посметь проклинать её поступок и её саму!
Словно на мои мысли медальон на груди резко нагрелся слегка обжигая. Не успел я удивиться, как из темнеющего леса выступила фигура. Как спрыгнул в окно — не мог вспомнить. Обжигающая боль в ногах прошла мимо меня, настолько я был поглощён яростью и жаждой мести. Арман от удивления пропустил мой удар и пошатнулся, но в следующее мгновение я отлетел от него, словно листок, сорванный шквальным ветром.