– Это суть – величие Господа нашего, резиденция духа его, оплот нашей веры и надежда всего мира – Римско-католическая церковь. Вот что я вижу.
– Да… без всяких сомнений, так и есть… но скажи, брат, видишь ли ты там что-то иное....не столь очевидное.
Игнатий сощурился, тщетно пытаясь разглядеть то, о чем говорил Понтифик.
– Вероятно, преподобный, мне Господь не открывает то, что позволено видеть вам.
Пресвятейший повернулся в его сторону и внимательно осмотрел инквизитора маленькими глазками, глубоко посаженными, прикрытыми густыми седыми бровями.
– Я скажу тебе, брат Игнатий, что вижу я, когда смотрю на Ватикан, когда каждый день прогуливаюсь по его садам. Я вижу возможности, безграничные… которыми благословил нас небесной отец и которые мы не реализуем, не пользуемся тем, что имеем. Мы способны на гораздо большее, понимаешь, брат? Нам все для этого дано. Но мы продолжаем барахтаться изо дня в день в суете, исполняя какие-то никому не нужные рутинные обряды, поросшие плесенью, что тот же овечий сыр в наших погребах. Ты понимаешь, о чем я?
Игнатий понимающе покачал головой.
– Посмотри вокруг, все границы Ватикана можно охватить взором, так он мал. Но каково его величие? Разве это не чудо Господне? – Папа энергично развел руками по сторонам.
– Истинно так, – тихо произнес Игнатий, еще не понимая, куда вьется нить разговора.
– Ватикан – это особое место, Игнатий… место силы, но не такой, что имеется у всех этих никудышных королей, которым нет числа. Их армии малочисленны, а люди, их наполняющие, в большинстве своем верны своим хозяевам до тех пор, пока звенит монета. Армия католической церкви велика как ни одно другое войско в мире и верность ее людей – абсолютна. Вдумайся, Ватикан ничего не производит, не сеет и не жнет, но ни в чем не имеет нужды. Закрома наши ломятся от золота и серебра. И все дороги ведут сюда, и все дела ведутся через нас. Нет места на земле, где бы наше слово не имело веса. Глаза и уши наших братьев повсюду, и нет тайн, сокрытых от нас, – Пресвятейший говорил горячо и эмоционально. Речь его завораживала и заставляла невольно проникнуться настроением и атмосферой величия и гордости. Понтифик вдруг замолк и несколько секунд вглядывался куда-то сквозь Игнатия, а затем уже спокойно и как-то по-деловому сухо продолжил:
– Но враг человеческий не дремлет Игнатий, видит он слабости наши, видит, что церковь задремала и не пытается более взять свое, не пользует таланты, дарованные Господом, не совершенствуется день ото дня. А кто, брат, не делает сегодня шаг вперед, тот завтра окажется на два шага позади. Помни об этом. Зная это, враг вливает в уши отступников ересь, дабы распространилась, как зараза чумная, по всем землям, стараясь подточить таким образом основы веры, внести смуту… расколоть церковь, а затем уничтожить верных детей божьих. Такое замечается все чаще, повсюду, тут и там. Ты понимаешь всю опасность такой тенденции?
– Враг коварен, преподобный, но с нами Господь и святые Его. Нам нет нужды бояться.
Преподобный в ответ лишь ухмыльнулся:
– Ты отличный воин Христов, Игнатий. Смелый и надежный. Но ты не понимаешь, как ведется борьба в этом мире. Все не так просто. Но ты прав, Господь нас не покидает. Именно поэтому он и открыл мне глаза на проблему ереси, так стремительно набирающую обороты. Теперь уже наш черед проявить твердость и пресечь на корню любые нападки врагов на нашу веру и учение Христа. Именно поэтому я тебя и пригласил. Ибо слышал о тебе, что ты имеешь определенные способности и особый характер, который, как мне кажется, весьма придется ко двору при решении подобных задач.
Понтифик подошел к Игнатию, взял его под руку и неторопливо повел вперед.
– Но об этом лучше поговорить в более располагающей обстановке, заодно можно будет прикинуть варианты твоего продвижения по службе… как мне кажется, из тебя, брат, вышел бы отличный кардинал.
Глава 3
– Игнашенко, ко мне в кабинет, немедленно! – рявкнул в трубку подполковник Павел Николаевич Тифитулин, глава полиции города Ватутинск, потерявшегося где-то в северных широтах необъятной России. Полный, средних лет мужчина одернул тугой галстук и ловким движением расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Вид у него был грозный, даже яростный. Глаза налились кровью, под кожей ходили желваки, дыхание было частым и неровным. Подполковник был явно чем-то не на шутку огорчен. Вообще Павел Николаевич характер имел вздорный, вспыльчивый, а также часто обижался даже на безобидную критику или шутку в свою сторону, был злопамятен и не упускал возможности при случае отомстить обидчику. Стоит ли говорить, что, будучи начальником полиции, возможности для этого у него были всегда и в изрядном количестве. Из-за этой особенности характера, подполковника боялись все – и свои и чужие. Особенно свои. Потому, когда через минуту дверь в его кабинет робко приоткрылась, в нее протиснулся бледный и напуганный, долговязый мужчина, который встал при входе и, стараясь не сорваться на писк, быстро произнес: