зачастую не хотят добровольно подчиняться «высшей воле», свою непростую службу несут такие люди, как отец Игнатий и его многочисленные собратья по вере, которые призваны вернуть на путь истинный всех заблудших, даже если для этого необходимо их сжечь на костре… или к примеру, их единственную дочь.
К слову, Игнатий никогда не был садистом и не получал удовольствия от пыток, потому никогда в дознавательных процессах не участвовал лично. И отдавал такие поручения лишь когда считал, что этого требует дело. А дело этого требовало почти всегда. Он был уверен, что так нужно, так будет правильно и что он действует адекватно сложившейся ситуации. И даже больше – он действует из лучших намерений, на благо всего народа божьего, пусть они этого и не в полной мере могут понять или принять. Как он сам часто говорил, «Дело правое, требует крепкой руки и твердых намерений, принципов и готовности их отстоять в любой момент, любой ценой. Всякое попустительство же, присущее слабохарактерным, хромающим на обе ноги людям, ведет к ереси и запущенности в головах, делах народных и государственных, повсеместно растлевая истинные ценности и приоритеты, оборачивая их в пользу врага, который на том строит свое царство неправедное на этой земле, фундамент которого – наша слабость и неуверенность.»
Стража, тем временем, возилась с пленницей, подвешивая ее за руки на столбе.
«Что за идиоты, ради чего стоило ломать ноги?» – с раздражением подумал про себя Игнатий, а потом заметил, что два кровавых пятна на ткани в области груди, которые поначалу он принял за кровавые слюни, видимо, появились вследствие непосредственного удаления этой самой груди. В пользу этого предположения указывало то, что под рубахой явно более не угадывались те самые неровности, которые ранее так волновали святого отца. Видимо, приказ избавить девушку от всех «признаков красоты» обстоятельными и старательными, но не слишком умными «помощниками» было воспринято слишком буквально. «Идиоты» – вновь оценил труды тюремщиков, инквизитор. Тем не менее что бы там ни думал о них Игнатий, стражники знали свое дело, и вскоре несчастная девушка уже была подвешена за руки, ступни же не касались земли, беспомощно висели в нескольких сантиметрах от поверхности, но это полностью скрывалось от вида, благодаря большим вязанкам хвороста вокруг. Такое положение тела должно было причинять дополнительные страдания, но подсудимая выглядела настолько отстранённой и безэмоциональной, что Игнатий всерьез подумал, о том, не умерла ли девица раньше положенного. Но потом справедливо подумал о том, что, вероятно, она могла использовать колдовские способности, для того чтобы незаметно парить в воздухе.
К инквизитору подошел один из распорядителей и на ухо доложил о том, что все готово и можно начинать. Святой отец встал из-за стола, взял на руки свое черное распятие и неспешно двинулся в сторону кострища. Гул, стоявший на площади, сразу стих. Люди замерли в ожидании. Лишь далекие еще раскаты грома да редкое карканье ворон нарушало тишину на площади. Ветер в преддверии ненастья стал усиливаться, и Игнатий подумал, что нужно скорее закончить со всем этим до начала дождя, который, скорее всего, наколдовывала ведьма прямо сейчас, чтобы помешать казни, насмехаясь таким образом над божьим правосудием. Игнатий не собирался предоставить ей такого удовольствия. Подойдя ближе, он остановился и не смотря на осужденную, окинул взглядом теснящуюся толпу людей, образовавших плотное кольцо, заполнявшее все пространство площади. Выдержав короткую паузу, Игнатий деланным голосом начал зачитывать подозреваемой и собравшимся зевакам обвинительный акт, где ярко и многословно были описаны ее грехи и деяния, направленные «против Господа, Его народа и церкви». После чего он повернулся лицом к смертнице и громогласно спросил.