Пугачев приказал принести шкатулку, украшенную аметистами и малахитом, и опустил бриллианты в ее бархатное брюхо.
— Завтра я назначу тебя генералом, — пообещал он Вертухину. — Сегодня кармазинное сукно кончилось.
Он слез с трона и, держа шкатулку под мышкой, прошел в покои.
— Вот что стоят твои слова отступиться от следствия, — сказал Котов Вертухину.
— Ровно столько, сколько твои бриллианты, — возразил Вертухин.
— Теперь камешки в руках злодея.
— И кто же тот вор и смертоубийца, который этому поспешествовал? Не ты ли это, сударь?
— А ему и сказать нечего! — воскликнул кто-то.
Котов опустил голову, искоса следя за окружающими, — нельзя ли махнуть через забор.
Во двор внезапно ворвался Белобородов.
— Генерал Деколонг подходит от Гробовской крепости! — крикнул он. — А капитан Попов — от Ачитской.
Пугачев сбежал с крыльца, рассыпая бриллианты.
Глава пятьдесят седьмая
Последнее сражение
Но как же Вертухин забыл о возлюбленной своей, Айгуль?!
А он о ней не забыл. Прекрасная турчанка, обручившая Черное море с Ледовитым океаном, сидела в горенке крестьянина Худоедова, куда определил ее Вертухин. Здесь стаями летали мухи и воняло старыми лаптями, но было уютно, как в Турции.
На крыльце дремал князь Хвостаков, приставленный полковником Вертухиным охранять покой своей девственной жены. А на дальних подступах к этому терему — у ворот и под окнами — стояла другая стража, из казаков новообретенного царя Петра Третьего.
Но изредка и сам полковник Вертухин подходил к окнам горницы, дабы через слюдяное окно посмотреть на свою сокровенную мечту. Волшебное белое привидение, облокотившееся на спинку стула, угадывалось за полупрозрачной плитою окна. Вертухин распускался в улыбке, таял, будто сало на сковородке, и отходил прочь. В войске Пугачева было столько дел, что и словом перемолвиться с возлюбленной не находилось времени.
Но едва Белобородов передал свою страшную весть, он вскочил на лучшего коня, бросился к избе Худоедова и, подхватив невесту, вымахнул за деревню. Ни денег, ни пожитков они не успели взять. Лишь Айгуль прихватила с собой пуховую подушку да в кафтане Вертухина лежало два фальшивых бриллианта.
Из деревни Пустоносовой было две дороги: одна на запад, в Ачитскую крепость, другая на восток, в Гробовскую. Вертухин махнул на восток, в гору, поелику держался убеждения, что с горы видно все и, следственно, можно составить наилучшую диспозицию для бегства.
С горы поистине виделось много лучше, нежели из долины. Пустоносова кишела людьми Пугачева. Издали они казалась тараканами, бегущими от света зажженной свечи. Вертухин изумился, как много народу может скрываться в дюжине изб. Не иначе как людишки укрывались по огородам меж грядок, а то лежали в конюшнях.
Улица была запружена. Пугачев в красном кафтане, красных сапогах и красных рукавицах — неотделимых от царя знаках его высочества — никуда не мог проехать, какую бы тропку его лошадь ни нащупывала. Наконец он соскочил наземь и побежал к реке Уфе, на берегах коей не было никого.
То-то было ему раздолье бежать.
С маху кинувшись в воду, он поплыл к другому берегу — только рукавицы мелькали.
Его сносило к скалам. Вертухин привстал на стременах, напряженно наблюдая борения своего властелина с разъяренной кофейной гущей.
«Вправо берите, ваше величество!» кричал он, когда, казалось, Пугачев справится с громадою вод, и «влево, Емеля, влево!» когда надежд на спасение уже не было.
Маханье рукавиц стало замедленным и тяжелым, но Пугачев был уже в пяти саженях от спасительного берега. Его пронесло мимо жутких скал и река вот-вот должна была выбросить на отмель.
Внезапно на его пути показался вентерь, то поднимавшийся над водой, то опускавшийся. Вертухин закрыл глаза.
Когда он нашел смелости опять открыть их, Пугачев торчал головой в вентере. Ноги его в красных сапогах били по воздуху. Потом и они затихли.
— Эх, Емеля! — только и произнес Вертухин. — Говорил же: бери влево!
Ему, однако, было не до печалей. Передовой отряд генерала Деколонга налетал на него.
Прямо на Вертухина мчался казак с пикою в руке. Вертухин не растерялся и, выхватив из-под возлюбленной подушку, сбил его наземь. Тут, однако, его и Айгуль окружили и, дивясь красоте турчанки, а также небывалому оружию пугачевского полковника, повели к генералу Деколонгу.
Глава пятьдесят восьмая