– Узнаю нашу Помону, – сказал Гектор скорее себе, нежели Стражу. – Передайте ей спасибо за то, что она о нас спросила. И что с нами все хорошо. Пускай делает, что считает нужным, а мы встретим ее одинаково теплыми объятиями, с короной на голове или без.
Нонна зажмурилась, перевела дыхание и прильнула к мужу. Но Ти-Цэ был готов поклясться, что перед этим она сделала согласный кивок. По крайней мере попыталась.
Недолго думая Ти-Цэ под удивленными взглядами любопытных подобрал кончик подола своей вишневой мантии, прижал ко лбу и отвесил пожилым родителям глубокий поклон. Они замерли в объятиях друг друга, не сводя с него широко распахнутых глаз.
Страж медленно выпрямился и уже было собрался уйти, но вдруг почувствовал прикосновение к своим обутым в сандалии ногам. Он поглядел вниз, где обнаружил Иду, которая оперилась о его икорную мышцу и встала. Она смотрела на него смеющимися, чуть прищуренными глазами, высоко подняв бесцветные брови, и протягивала пергамент с нарисованной на нем картинкой. Ти-Цэ потоптался на месте в нерешительности, но все же взял рисунок из ее маленьких рук. Он нахмурился: угловатые каракули. Что и стоило ожидать от двухлетнего ребенка.
Ти-Цэ протянул рисунок обратно, подумав, что Ида просто хвастается творчеством перед «большим дядей», но резко дернул его обратно и поднес к самым глазам. Он не обратил никакого внимания на то, как передернуло Нонну и кого-то из толпы. Куда важнее был человеческий силуэт с треугольной короной на голове, который он не сразу разглядел.
Ти-Цэ уставился на Иду. Она залилась смехом и захлопала в ладоши. Сквозь хохот отчетливо прозвучало имя ее старшей сестры.
Он присел перед девочкой на корточки. Она перестала смеяться, но улыбка и слезы в уголках глаз никуда не исчезли. Под испуганные стоны любопытных он протянул громадную руку и приподнял подбородок Иды одним пальцем. Она часто щурилась, из-за узкого разреза глаз родители могли этого и не заметить. Но, посмотрев ей в глаза, Ти-Цэ удостоверился в том, что у девочки близорукость. Небольшая, но она определенно была.
Ти-Цэ пригладил тяжелые темные волосы на крохотной голове и поднялся на ноги.
Ида с задумчивой улыбкой смотрела на Стража. На то, как он прижимает уголок мантии ко лбу и отвешивает поклон и ей.
– Может, Помоне передать что-то из вещей? – робко спросила женщина, чтобы нарушить неловкую тишину, в которой Страж вышагивал к калитке. – Одежду? Что-нибудь?
– Не стоит, – ответил Ти-Цэ. Он убрал рисунок Иды в складки набедренного пояса. – Все, что ей необходимо, у меня с собой. И, к слову, одежду при достатке времени она может сделать сама. Вы замечали талант дочери к ткачеству?
Родители Помоны молчали, но Ти-Цэ ответа и не ждал. Глядя только перед собой, он бесцеремонно проложил себе путь сквозь собравшуюся толпу, подал знак собрату поблизости, чтобы, если понадобится, он отогнал от семейства зевак, и широким шагом двинулся в сторону Серого замка. Он сделал вид, что не заметил взгляда, каким его наградил товарищ на посту.
18
Даже самые тихие разговоры смолкли, стоило Ти-Цэ переступить порог Серого замка. Он подчеркнуто не спеша приблизился к дереву, которое было усеяно его сослуживцами от корней до самой верхушки.
Помона сидела на прежнем месте, на том суку, что тянулся в коридор, на конце которого располагалась ее комната. На коленях у нее лежала большая обеденная чаша. Может, на дне ее и осталась пара штук, но Ти-Цэ много у кого из товарищей увидел в руках персики. Еще часть наверняка уже покоилась на дне желудка Помоны.
Все до единого мужчины, которые не были заняты службой, окружили ее. Она выглядела сконфуженной, но довольной, и прерванный секунду назад разговор затеяла сама. У Стражей было всего около часа, чтобы расположить ее к себе. Надо отдать им должное. Получилось.
Помона первая увидела его и окликнула по имени. Стражи освободили немного места рядом с женщиной, и поднявшийся на руках Ти-Цэ уселся на ветвь.
– Ваши родители скучают, – честно ответил он воцарившейся тишине, – но просят передать, что держатся.
– Точно? – Вопрос в ее глазах не унимался. – Это так не похоже на маму.
– Будьте уверены, так они и сказали. Оба.
– А что они говорят в общем… обо всем, что происходит? – спросила Помона.
– Что встретят вас одинаково теплыми объятиями, что бы вы для себя не решили.
Под немигающим взглядом Ти-Цэ недоверие на лице Помоны затопил густой румянец. Стражи на соседних ветвях довольно заерзали, а сама женщина низко опустила голову и покивала. Даже за завесой темных волос Ти-Цэ увидел похожую на отцовскую как две капли воды улыбку – болезненной гордости.