— Здравствуйте, полковник, — саксонец был учтив, но следующие его слова согнали улыбку с лица помощника коменданта. — Сдайте вашу шпагу. Вы окружены.
Ошеломленный Маркварт беспомощно оглянулся по сторонам и увидел, как со всех сторон его отряд окружают мнимые шведы, держа наперевес фузеи:
— Предательство, шведы назад! — это было последнее, что успел выкрикнуть Маркварт.
Бой был жестокий, но короткий. Половине шведских драгун удалось ускакать под защиту стен, остальные, около пятисот полегли на месте. Вместе с ними погибло и много жителей, застреленных, затоптанных копытами своей же кавалерии, которая прорывалась к воротам. 46 человек взято в плен. Русские потеряли четырех.
— Вот так — смеялся довольный Петр, — изрядный нос мы поставили шведам!
Неудача удручающе подействовала на гарнизон, но сдаваться Горн был не намерен. У него оставалось еще около четырех тысяч человек, не считая ополченцев, и четыре сотни орудий угрожающе смотрели на русских с крепостных стен. Началась правильная осада.
Основная цель штурма — северные бастионы Виктория и Гонор. Отвлекающий маневр — атака на южные бастионы Триумф и Фортуна. Подведенные вплотную к стенам подступы прикрывали пехоту. Возведенные осадные батареи открыли ураганный огонь. Пушечные батареи били по бастионам, мортирные по городу. За десять дней было выпущено 4556 бомб. Прибывшие из-плд Дерпта пехотные полки непрерывно тревожили неприятеля ложным атаками южных бастионов.
Мощнейший обстрел северных бастионов привел к обрушению левого фаса Гонора. 6-го августа осаждавшие послали коменданту предложение о сдаче.
— Без королевского соизволения сдать крепость не могу. — ответил Горн.
Основной штурм Петр назначил на 9-е августа. Еще два крепость подвергалась непрерывным обстрелам. Штурмовые лестницы поднесли вплотную к стенам. Со всех полков собрали гренадеров.
Сафонов сам вызвался пойти на штурм от их полка. Ротой командовал капитан Фредберг, а больше офицеров не было. Старых капитана и прапорщика ранило при штурме Мариебурга. Фредберга сразу туда перевели и патент капитанский дали.
— Вот сука курляндская! — сплюнул Петр в сердцах, как узнал.
А Сафонову в бой захотелось.
— Куда ты, барин? — тянул его за рукав Хлопов.
— Отвяжись, Афанасий. — отмахивался Андрей. — Наскучило мне. В дело хочу.
— Э-э-э, а я? — встрял Суздальцев. — Почему это без меня? Я с тобой!
— Петя, у тебя рана еще не зажила. Останься! — уговаривал его Сафонов.
— Нет. Куда ты, туда и я!
— Сафонов пойдет! И Хлопов! — рассудил всех шотландец Корин. — Суздальцев после ранения останется. — И все тут. — показал, что разговор окончен.
— Ты, Андрей … это, понаблюдай за Фредбергом. Если сможешь, конечно. Не нравиться он мне. — прошептал на ухо Петр.
— Ладно. — рассеянно согласился Сафонов, посмотрев на курляндца. Тот его взгляд заметил, глаза в сторону отвел.
— Вот так другое дело, барин. А то надумал без меня. — Афанасий радовался. — Пойду гранатами разживусь в обозе.
В ночь перед штурмом залегли в ближайшем к проломе подступе. Наверху еще батарея разместилась. Из четырех пушек.
— Прямиком по пролому лупить будем — пояснил бомбардир охотно. — Вам в подмогу, сердешным.
В два часа дня начали. Новая батарея в упор огонь открыла, сметая защитников с верха обвала. Осадная продолжала забрасывать город ядрами и по башням бить.
— Лестницы ставь!
— Гранатами закидывай!
— Вперед, пошли, братцы!
Прапорщик из полка пехотного первым рванулся, первым на лестницу приставленную полез, первым знамя свое ротное воткнул. И погиб тут же, дружным залпом почти весь разорванный. Но за ним остальные полезли. Шведы защищались отчаянно. Бочки с порохом поджигали и вниз их скатывали. Разрывалась бочка, только ноги-руки в стороны летели. Сафонов кидал гранаты со всеми, по лестнице забирался. Оглушенный взрывом скатился вниз. Встал, песок выплюнул, головой покрутил звон в ушах унять, смотрит кровь капает. Потрогал — не ранен. Знать чужая. Афанасий подлетел сбоку обеспокоенный:
— Барин, зацепило никак?
— Не-а, не меня!
— Поберегся бы ты!
— Да-да. — и полез снова на лестницу. Ворвались! Пощады не ведали. Да пока никто и не просил. Дрались за каждый дом, рубились, кололи штыками, за ножи хватались. Началась расправа. Убивали всех подряд. И солдат, и жителей.
Горн понял, что Нарву не удержать. Послал одного барабанщика — убили, другого — убили. Сам схватил барабан, на площадь вышел перед ратушей, встал, начал отбивать сигнал капитуляции.
Сафонов вылетел со своими гренадерами по какой-то узкой улице прямо на него. Увидев генерала с барабаном, шпагу в сторону отвел, драгун задерживая.
— Стой, робяты! Стой, говорю. Капитуляция! — и пояснил проще. — Конец! Виктория наша.
Гренадеры драгунские окружили Горна. В кольцо взяли, но фузеи уже за спину закинули, показав, что убивать не будут. Между тем, в городе продолжались бесчинства. Озверелые солдаты не могли остановиться. Бойня продолжалась.
Получив известие о капитуляции в Нарву влетел сам Петр. Видя, что его солдаты продолжают истреблять противника разъярился. Самолично заколол двоих.
— Не сметь! Не сметь убивать после сдачи! — Остальные разбежались в стороны. С окровавленной шпагой на площадь вылетел. К коменданту. Гренадеры расступились. С размаху царь влепил генералу пощечину. Орал в гневе:
— Не ты ли виноват? Не имея никакой надежды, никакого средства к спасению, пошто дрался? — за грудки схватил. Мотал из стороны в сторону. — Глянь на шпагу, генерал! — в нос клинок ему совал, в крови. — Это кровь не шведская, это русская. Я своих заколол, дабы удержать прочих от бешенства. Все из-за упрямства твоего дурного! — отшвырнул.
— В каземат его. В железо! Пусть гниет. — не глядя на Горна, приказал.
Сафонов медленно побрел назад. Ворота поискать городские. Не лезть же обратно в пролом. Афанасий, обрадованный, что барин жив, исчез куда-то, напоследок бросив:
— Я тут…по хозяйству, присмотрю кой-чего. Догоню!
Голова болела страшно от контузии, ноги дрожали от напряжения штурмового. Пытался бой вспомнить. Не получалось. Сначала лез куда-то, падал, снова лез, дрался, в него стреляли, но мимо. Отбивал чьи-то удары, колол сам. Потом на площади оказались. И все. Усталость и безразличие им овладели. Вокруг суетились какие-то солдаты, кто-то обгонял его, но поручику было все равно. Брел как-то бесцельно. Увидев узкий проулок, решил свернуть. Шум надоел. Вдруг захотелось присесть где-нибудь и одному побыть. В тишине. Шаг за шагом Андрей медленно двигался по булыжной мостовой. Переулок изгибался, и шум улицы пропал сам собой. Впереди заметил крошечный садик. Дома как бы раздвинулись, и выгородили местечко. Раскидистое дерево, невесть как проросшее среди камней, и рядом с ним скамейка.
— Вот и посижу. — подумал. Осталось еще пару домов пройти. Поравнявшись с последним вдруг стон приглушенный услышал. Даже не стон, а звук какой-то. Непонятный. Как бы застонать кто-то хочет, а ему нельзя рот открыть. Мычанье бессловесное, но такое жуткое, мороз по коже. Будто боль человек испытывает ужасную. Сафонов шпагу выдернул, к стене прижался. Кажись, отсюда. Вот из-за этой двери. Подкрался тихо. Надавил. Не поддается. Сильнее. Никак. Вдоль стены, за дверью, окно. Только высоковато. Не видать ничего с земли. Стену осмотрел. Пару камней выступало из цоколя. На них встал с трудом удержавшись, еще и шпага мешала. Заглянул и замер.
Спиной к нему стоял офицер. По форме наш, русский. Шпага в ножнах. Перед стеной, прям напротив, к балке потолочной девушка привязана за руки. Крестом. Как распята во весь рост. Из одежды на ней ничего, лицо опущено, волосы белокурые свисают. Все тело в крови. Из-за порезом множественных. Аж блестит. Офицер этот шагнул к ней, в руке нож блеснул. Голову ей приподнял, вглядываясь. Сам чуток повернулся. Нос вроде хищный, подбородок вперед выступает.
— Рот-то завязан у нее. Что ж он с ней делает? Кто ж это? — подумал Андрей. — Что-то знакомое в лице.
Темновато было внутри. Не разглядеть толком. Свет от окна падал на девушку, а лица офицера не видать. Незнакомец отпустил ее подбородок, голова упала безвольно. Одну грудь приподнял левой рукой, покачал. Большая грудь, тяжелая. Вдруг взмахнул ножом и отрезал. Просто, как кусок мясо со свиной туши. Андрей не удержал равновесие и соскользнул с камня. Тут и услышал снова стон тот непонятный. Только теперь все ясно ему стало. Шпагой ударил по окну. Рассыпалось оно от удара. В дверь бросился: