Лишь пернатые забияки Клинго еще пытались достать врага. Они взлетали, но их грузные тела были слишком велики, чтобы добраться до противника, укрывшегося в густой листве.
Армия Конана желала крови, и лишь сам полководец, единственный из всех, порадовался, что скоро все успокоится, и он сможет отправить в загоны верно послуживших ему соратников, но в это мгновение шествовавший рядом с ним Рогчар нашел выход.
Один из спрятавшихся в кроне излишне энергично отмахивался от наседавшего на него гуся и сумел задеть его.
Дело осложнилось тем, что пострадавшим оказался сам Великий Клинго. Не случись этого, все кончилось бы хорошо, но теперь сражение завертелось с новой силой.
Рогчар жаждал немедленно отомстить за обиду, нанесенную верному соратнику, с которым они выдержали ночную битву, и смело ринулся в бой. Как известно, беда не приходит одна — ствол дерева оказался не самым толстым, да к тому же подпорченным изнутри. От удара сломался не лоб, а ствол.
Раздался страшный треск. Дерево накренилось. Подоспел еще один рассвирепевший рогач. Удар повторился, дерево зашаталось и повалилось набок. Бедняга не сумел вовремя выбраться из переплетения ветвей, и участь его оказалась незавидной.
Конан бегал, как угорелый, пытаясь утихомирить разъярившихся сверх меры животных, но безрезультатно. И особую злость его вызывало то, что лоботрясы в окнах подзадоривали животных. Добрая сотня глоток орала и улюлюкала, и животные словно понимали, что от них требуется.
Огромные козлы с неослабевающим упорством таранили стволы деревьев, укрывавших в своих кронах остатки грозной банды Эль-Карама и Бен-Сауфа. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы не остановившиеся у ворот подводы. Конан опрометью бросился отпирать, благодаря Крома за столь своевременное вмешательство.
— Клянусь кишками Нергала — вовремя! — воскликнул он, распахивая створки.
Обутый в новые чарыки, его вчерашний собеседник ошарашенно остановился, некоторое время не в силах отвести изумленного взгляда от царившего во дворе разгрома.
С обратной стороны здания, где не знали еще о прибытии владельцев, продолжали раздаваться подбодряющие крики зрителей и тяжелые удары чугунных лбов участников боя.
Снова послышался треск сломавшегося дерева, а вслед за ним — человеческие крики, не похожие на предыдущие, которые быстро стихли под торжествующее то ли «бе-е», то ли «му-у».
Это вывело зуагира из состояния шока. Последовала гортанная команда, и полтора десятка его людей бросились исполнять приказание. Прошло не слишком много времени, когда груженые повозки покинули двор, и Конан с зуагиром остановились в воротах, чтобы обменяться прощальными словами.
— Не стоит огорчаться, светлейший. Раны животных не опасны.— Старик покачал головой.— Никогда бы не подумал, что они способны на такое. Все-таки гусиные бои это одно, козлиные — это другое, но война между людьми дело особое, не похожее ни на первое, ни на второе.
Конан кивнул.
— Шесть трупов — это многовато, но с другой стороны, их никто не звал. Возьми,— он протянул мешок, наполненный золотом,— передай это почтенному Тулгун Саду вместе с благодарностью от меня и сожалением, что не могу выразить ее лично.
Мешок утонул в объемистом хурджуме зуагира. Он кивнул на прощание киммерийцу, развернулся и быстро пошел прочь по пыльной улице вслед удалявшимся повозкам.
Глава шестая
Конан еще стоял посреди улицы и провожал взглядом повозки, увозившие его четвероногих помощников, когда его окликнула Сурия и, восторженно глядя на молодого варвара, сказала, что госпожа желает его видеть.
— Которая? — простодушно спросил Конан.
— Звала старая Сиотвия, хотя там все трое, и господин с ними,— ответила девушка и вновь посмотрела на него взглядом, говорившим, что ее желание видеть киммерийца не менее сильно, но обещает гораздо больше.
Неожиданно для самого себя он попытался обнять девушку, но она легко выскользнула и, смеясь, танцующей походкой пошла к дому.
— Иди за мной!
Киммериец усмехнулся и пошел следом.
Они вошли через парадный вход, миновали прекрасную бронзовую статую Деркэто, мимо которой северянин никогда не мог пройти равнодушно. Всякий раз ему невольно казалась, что богиня оживает, стоит лишь повернуться к ней спиной, и с любопытством смотрит на него.
Вместе с девушкой киммериец пересек овальный зал, поднялся по широкой лестнице розового мрамора, огибавшей его с двух сторон вдоль дальней стены, чтобы сойтись посредине, но уже на уровне второго этажа, и вошел в дверь. Балюстрада лестницы была составлена из украшенных затейливой резьбой балясин, которые у Конана всякий раз не хватало времени рассмотреть.
Войдя в дверь, он оказался в сплошь застекленном со стороны наружной стены коридоре, превращенном Мелией в цветник.
Девушка свернула налево, и Конан последовал за ней.
— Сюда, господин.
Пока они шли, девушка говорила мало, отдельными фразами и только то, что должна была говорить, зато глаза её кричали об ином, обещая все радости, которыми только может одарить мужчину молодая рабыня. Однако, стоило лишь внезапно отвориться двери, лицо ее словно окаменело и эта внезапная перемена немало озадачила Конана.
«Впрочем — объяснил он сам себе,— имея такого господина как Тефилус, научишься любым трюкам».
Он вошел в открытую девушкой дверь и остановился, оглядываясь: все семейство действительно было в сборе, но кроме Тефилуса и трех женщин тут же находился Брун.
Конан остановился. Тефилус жестом отпустил служанку и мрачно уставился на варвара.
— Как ты объяснишь ночное происшествие?
Конан пожал плечами:
— Жрец сознался, что Xapaг нанял аренджунцев. Правда, мне сказали, что их будет всего десяток, а оказалось вдвое больше.
— Даже так?— Лицо Тефилуса налилось кровью.— Почему ты не сказал ничего мне?
— А зачем? — Северянин снова равнодушно пожал плечами.— Твои люди все равно спали.
Брун покраснел со стыда и сжал рукоять меча так, что пальцы его побелели, но промолчал.
— Ах, вот как?
Киммериец видел что эффект достигнут, но Тефилус разъярялся все сильнее, пока еще удерживался от ругани.
«Видно, дал слово Мелии»,— подумал варвар.
— А может быть ты сам подсыпал нам сонного зелья?
— Кром! — невольно вырвалось у Конана. Он смотрел на Тефилуса едва ли не с восторгом: подобной нелепости он не ожидал даже от него.— Что-то не возьму в толк, к чему мне это?
— Чтобы выглядеть героем в глазах моей дочери!— выпалил тот, пылая гневом.
Конан подумал, что, видимо, почтенный хозяин вполне мог поступить так, окажись он лет двадцать назад в подобной ситуации.
— Когда жена твоя попросила меня защитить дочь, я ответил, что уезжаю из Шадизара,— спокойно ответил Конан, посчитав этот довод вполне достаточным, чтобы показать несуразность обвинения.
— Но, поразмыслив, решил остаться! — зло воскликнул Тефилус, обрадовавшись, что удалось так легко раскусить варвара.
— Задержаться,— поправил его Конан.
— Даже так! — вновь повторил Королевский Дознаватель, не скрывая злой иронии, всем своим видом показывая, что истинные намерения варвара ему видны как на ладони.
— Перестань, Тефилус! — оборвала его Сиотвия.— Если ты действительно веришь в то, что говоришь, то мне тебя жаль. Ясно как день, что не он подсыпал в вино сонного зелья.
— Кто же тогда?! — не желал униматься Тефилус.— И почему ты единственный не заснул?!
Он вновь обернулся к киммерийцу, желая услышать ответ немедленно.
— Потому что я не пил того, что пили вы,— простодушно ответил Конан.— Я вообще не пью пальмового вина, если есть иное!
— Вот как? — вновь спросил тот, и северянин подумал, что, похоже, это любимая фраза Главного Королевского Дознавателя.— Это почему же?