Мелия смотрела в окно, словно рассказ никак не касался ее. Конан лишь изредка бросал на нее невеселые взгляды. До сегодняшнего дня она ни разу не удостоила его вниманием, за исключением первого вечера. Киммериец невольно потер щеку, вспоминая о той встрече. Она ни разу не сказала ему ни слова, и ни взгляда не поймал он на себе. Правда, сегодня девушка заговорила с ним, но это было продиктовано страхом и в счет не шло.
Что ж, быть может, так и проще?
Теперь она стояла, не шевелясь, словно восковая фигура из галереи проклятого дома. Правда, те изображали воинов… Она же была богиней во плоти, которую он просто обязан защитить.
Мэгил замолчал и окинул присутствующих внимательным взглядом. Лица их были либо хмурыми, либо напуганными, и лишь Брун казался неколебимым, но что можно было требовать от наемника? Как бы он ни относился к происходящему, все это мало касалось его, ибо эти люди оставались для него чужими.
— Чего нам теперь ждать? — Тефилус первым решился прервать гнетущую тишину.
Конан шевельнулся, и все как по команде повернулись к нему.
— Мои люди напоили одного из людей Харага, и он выболтал, что сегодня ночью придет конец и мне, и твоей дочери.
Киммериец посмотрел Тефилусу в глаза, но на этот раз не уловил в его взгляде ни ненависти, ни злобной радости.
— Ты можешь покинуть нас. Еще есть время.
Конан увидел, как замерли пальцы Мелии, до того медленно поглаживавшие подарок Мэгила, но сама она даже не пошевелилась.
— Кром! Да когда я боялся угроз? — Он рассмеялся.— Пусть идут, и клянусь рогами Нергала, у него сегодня будет полно гостей!
Однако смех его так и повис в воздухе, не поддержанный никем, хотя Конану и показалось, что во взгляде Тефилуса мелькнуло облегчение. Сокол жреца сидел на прежнем месте, все так же размеренно переводя взгляд с одного на другого, словно настоящая птица, не понимающая, о чем говорят люди, хотя северянин и подозревал, что это не так.
Он встал и подошел к большой птице. Сокол уставился на киммерийца немигающим взглядом.
— Он понимает нас? — Северянин обернулся к Мэгилу, и тот кивнул.— Кром! Никогда не поверил бы, что такое возможно! — Он вновь повернулся и посмотрел в черные бусины птичьих глаз.— Мы не были друзьями, но и врагами тоже! Ты ведь не держишь на меня зла? Сокол склонил голову набок, словно внимательнее вслушиваясь в голос человека.
— Можешь быть спокоен,— вновь заговорил Мэгил,— мы успели переговорить с ним, пока он входил в новое тело. Он многое понял с тех пор и ко многому теперь относится иначе. И сожалеет сейчас лишь об одном: напрасно не верил раньше в то, что считает непреложной истиной теперь.
— Что же это?
Мелия впервые за весь вечер заговорила, и сокол, встрепенувшись, повернулся к ней.
— Он понял, что вся жизнь умещается в краткий миг.
Он понял, что отдавать приятнее, чем брать. А последний урок, как ни странно, преподнес ему Рамсис, и это был его последний шаг назад, но Фабиана можно понять: соблазн был слишком велик. В обмен на сведения о том, что произошло в ту ночь в доме, ему пообещали тело, человеческое тело, но обманули. Отчего-то мне кажется, что Рамсис зря так поступил.
— Ты не жалеешь, что оказался в теле птицы?
Сокол перевел взгляд на Конана.
— Он не жалеет,— вновь ответил за него Мэгил,— я объяснил ему, что человеческое тело можно получить только силой черного колдовства и ничего, кроме горя, такое воплощение ему не принесет. Другое дело — бессловесная тварь. Конечно, многое он потерял, но многое и приобрел!
— Как звать его? — вновь спросила Мелия.
— Он не захотел расставаться со своим именем, но в то же время не хотел, чтобы у кого-то могли возникнуть ненужные подозрения,— объяснил жрец.— Короче, зовите его Фан!
Конан сидел во флигеле и ждал.
Мэгил хотел остаться с ним, чтобы обсудить кое-какие свои сомнения, но киммериец напомнил ему о предстоящем свидании с Мелией, и вольному жрецу пришлось убраться, ограничившись лишь кубком пуантенского.
Северянин припомнил окончание вечера. Мелия так и не удостоила его взглядом, но он улучил мгновение, когда все оказались чем-то заняты, и сунул ей в руку приготовленную заранее записку. Он хорошо помнил скользнувшее по ее лицу удивление, но тут же отошел в сторону, и они с Мэгилом отправились во флигель.
Сразу по окончании беседы Тефилус развил бурную деятельность. В результате вся сотня воинов Бруна облачилась в доспехи и расположилась перед домом, между входом и воротами. Тефилус сам собирался воззвать к их воинской отваге, но пока это было рано делать: солнце еще не зашло, жизнь в городе не замерла, а жрецы («Как, впрочем и воры»,— отметил про себя это странное сходство Конан) предпочитали дневному свету ночную тьму.
Не знай, киммериец сути дела, он мог бы подумать, что почтенный хозяин готовится к небольшой войне. Впрочем, он был доволен таким поворотом событий. Сто воинов — это сто воинов. Это значит, что на каждом углу у каждой двери, у каждого окна будет стоять вооруженный человек, а это вовсе не помешает.
Во дворе не будет никого, за исключением стражи у ворот, и Конан вполне оценил этот шаг Вруна, против которого поначалу ополчился Тефилус. Опытный сотник правильно рассудил, что нет ничего проще, чем снять уставшего под утро часового и, накинув его одежду, помочь сообщникам пробраться в дом. И тогда жди беды.
А так любой появившийся извне — враг. Конечно, в этом тоже имелись свои отрицательные стороны, но в любом, даже очень хорошем, плане непременно найдется слабое место. Правда, его еще должен узнать противник. Узнать или предугадать. То, что предложил Брун, обеспечивало одно бесспорное преимущество: когда поднимется тревога, все будут знать, что нападение началось только что, и, значит, дальнейшее будет зависеть лишь от выучки воинов Бруна.
Все это Конан сказал Тефилусу, когда тот начал, брызгая слюной, доказывать сотнику его глупость.
Внезапно киммериец замер у окна, когда изящная девичья фигурка легко выскользнула из задней двери дома и побежала к флигелю. Киммериец обрадовался, но тут же насторожился. Девушка была еще на полпути к нему, когда он почувствовал: это не Мелия!
Несколько мгновений он лихорадочно соображал, кто это может быть и что ему делать, пока его не осенило — Сурия! Кром! И как он сразу не догадался?! То-то она как увидела его в первый день, так ни разу после этого не проходила мимо, чтобы не задеть его ненароком или не посмотреть со значением, а сегодня все утро терлась вокруг, словно кошка!
Но что же делать? Скоро должна прийти Мелия, если, конечно, не выбросила его записку! К Нергалу!
Он быстро долил в свой кубок пуантенского и спрятал бутылку, а вместо нее достал бутыль знаменитого пальмового вина, оставшегося у него в неприкосновенности с прошлой памятной ночи, и наполнил им кубок, из которого только что пил Мэгил. Едва он успел сделать это, как дверь беззвучно отворилась, легкая тень скользнула внутрь и без слов прильнула к нему.
Словно в лихорадке, дрожала она от возбуждения, ища губами его губы, и Конан почувствовал, как его захлестнуло сладостной волной, что еще немного, и он не в силах будет даже думать о чем-то ином.
— Кром! — Он с трудом оторвал от себя девушку.— У нас вся ночь впереди, милая…
— Я не хочу потерять ни мгновения!
Девушка вновь прильнула к нему, горя как в огне, но молодой варвар уже вполне овладел собой, решительно отстранил ее и раньше, чем в глазах Сурии появился огонек недоверия, объяснил:
— Я должен еще показаться в доме, иначе нам помешают в любой миг. На, охлади пока пыл.
Он взял со стола оба кубка и один протянул ей. Она улыбнулась и посмотрела на него взглядом изголодавшейся похотливой кошки.
— Это лишь разожжет его сильнее!