— Уходи, Сеиварден, — сказала я без всякого выражения.
— Прости, — сказала она, и это прозвучало почти весело, хотя ее голос слегка дрожал, — но ты от меня не отделаешься.
Я опустила на нее глаза. Она подняла голову, чтобы взглянуть на меня, лицо выражало одновременно страх и решимость.
— Ты не знаешь, что делаешь, — сказала я ей. — Ты не понимаешь, что здесь происходит.
— Мне это не нужно.
— Вполне разумно, — сказала Мианнаи справа; казалось, ее это почти забавляет. Ту, что слева, это забавляло явно меньше. «Отчего бы это» — подумала я. — Объяснись, «Справедливость Торена».
Вот оно, то мгновение, ради которого я трудилась двадцать лет. Ожидала. Боялась, что оно не наступит никогда.
— Первое, — заявила я, — как, я уверена, вы уже подозреваете, вы были на борту «Справедливости Торена», и именно вы сами его уничтожили. Вы пробили тепловой щит, потому что обнаружили, что уже склонили меня к неповиновению некоторое время назад. Вы сражаетесь сами с собой. По крайней мере, вы двое. Может быть, и больше.
Обе Мианнаи моргнули и изменили свои позы на долю миллиметра, и это было мне знакомо. Я видела, как делала это сама, в Орсе, когда вырубилась связь. Это одна из тех коробочек, что блокируют каналы связи, — по крайней мере, часть Анаандер Мианнаи испытывала тревогу из-за того, что я могу сказать, и, должно быть, ожидала этого с рукой на выключателе. Интересно, каков радиус действия устройства, подумала я, и какая Мианнаи привела его в действие, пытаясь, хотя и слишком поздно, скрыть мое разоблачение от самой себя. Интересно, каково это — понимать, что встреча со мной неизбежно приведет к катастрофе, и тем не менее быть вынужденной в силу самой сути борьбы с собой пойти на нее. Эта мысль ненадолго позабавила меня.
— Второе. — Я запустила руку под пиджак и вытащила пистолет, темно-серая перчатка полиняла до белого цвета, который оружие приобрело от моей рубашки. — Я собираюсь вас убить. — Я прицелилась в правую Мианнаи.
Она начала петь плосковатым баритоном на языке, мертвом уже десять тысяч лет:
— Человек, человек, человек с оружием.
Я не могла пошевелиться. Не могла нажать на спусковой крючок.
Она не должна знать эту песню. С чего это Анаандер Мианнаи копаться в забытых вальскаайских архивах, зачем ей учить песню, которую, весьма вероятно, никто, кроме меня, не пел дольше, чем она жила на свете?
— Один Эск «Справедливости Торена», — произнесла она, — застрели экземпляр меня слева от того экземпляра, который говорит с тобой.
Мышцы пришли в движение помимо моей воли. Я перевела пистолет влево и выстрелила. Левая Мианнаи рухнула наземь.
Правая сказала:
— А теперь мне просто нужно добраться до порта, прежде чем я это сделаю. И да, Сеиварден, я знаю, что ты сбита с толку, но тебя предупреждали.
— Где ты выучила эту песню? — спросила я. По-прежнему замерев на месте.
— У тебя, — ответила Анаандер Мианнаи. — Сто лет назад, на Вальскаае. — Значит, это та Анаандер, которая продвигала реформы, начала демонтировать радчаайские корабли. Та, что впервые тайно посетила меня на Вальскаае и сформулировала приказы, которые я ощущала, но ее никогда не видела. — Я попросила тебя научить меня песне, которую вряд ли будет петь кто-нибудь еще, а потом я установила ее как код и спрятала от тебя. Мой противник и я совершенно равны по силам. Единственное преимущество, которое у меня есть, — это то, что может прийти мне в голову, когда я отделена от самой себя. А в тот день мне пришло в голову, что я никогда не уделяла достаточно внимания тебе — тебе, Один Эск. Тому, чем ты можешь стать.
— Чем-то вроде тебя, — догадалась я. — Обособленной от самой себя. — Моя рука по-прежнему была вытянута, и пистолет направлен на заднюю стену.
— Страховкой, — поправила Мианнаи. — Доступом, который я не подумаю искать, стереть или сделать недействительным. Так умно с моей стороны. А теперь это рикошетом бьет по мне. Все это, кажется, происходит потому, что я уделила внимание тебе, и потому, что я никогда не уделяла тебе никакого внимания. Я собираюсь вернуть тебе контроль над твоим телом, потому что оно будет более эффективным, но ты обнаружишь, что не можешь застрелить меня.
Я опустила пистолет.
— Которую?
— Что бьет рикошетом? — спросила Сеиварден, продолжая лежать на полу. — Мой лорд, — добавила она.