– Что-то я не вижу никаких качелей, – сказал Баумберг.
О'Хара протянул ему бинокль:
– Слева от бассейна. Детские качели и спортивная площадка.
– Через два дома отсюда, – сказал Баумберг.
– Ну да.
– Свет не горит.
– Их еще нет дома.
– Может, они и не думают приезжать.
– Приедут, – уверенно сказал О'Хара.
– А что, если нет?
– Поедем искать.
– Куда?
– Бог укажет.
Баумберг кивнул.
О'Хара вынул из мешка дробовик.
Глава 22
Уже показался их дом, когда Чарли спросил:
– Видите тот фургон?
На обочине другой стороны улицы, напротив их дома, стоял грузовичок-пикап с закрепленным на станине походным фургончиком. Самый заурядный пикап, она уже заметила его, но не придала никакого значения. Теперь казалось, что в нем есть что-то зловещее.
– Это тоже они? – спросила Кристина.
– На сей раз это мы, – ответил Чарли. – Я поставил здесь человека, который наблюдает за проезжающими машинами. У него камера с инфракрасной пленкой, чтобы даже в полной темноте можно было установить номер. Кроме того, он может по портативному телефону при необходимости связаться с вами, со мной, а также вызвать полицию.
Зеленый «Шевроле» Пита Локберна остановился напротив дома, а Фрэнк Ройтер загнал машину Кристины на участок.
Мимо проехал следовавший за ними белый «Форд»-фургон. Они молча наблюдали, как он доехал до соседнего квартала, припарковался и погасил огни.
– Дилетанты, – презрительно сказал Пит Локберн.
– Наглые мерзавцы, – добавила Кристина.
Ройтер, оставив собаку в машине, подошел к ним.
Чарли опустил окно, чтобы поговорить с Ройтером, и попросил у Кристины ключи от дома. Она достала ключи из сумочки, и Чарли протянул их Ройтеру:
– Осмотри дом. Убедись, что никого нет.
– Будет сделано, – сказал Фрэнк и расстегнул пиджак на случай, если придется воспользоваться пистолетом, который он держал в кобуре под мышкой. Повернувшись, быстро зашагал к входной двери.
Пит вышел из «Шевроле» и встал рядом, обозревая темную улицу. Его пиджак тоже был расстегнут.
– Сейчас должны прийти плохие люди? – спросил Джой.
– Будем надеяться – нет, малыш.
На улице было много деревьев и совсем слабое освещение, так что Чарли стал беспокоиться, что им приходится сидеть в машине. Он вышел, предупредив Кристину и Джоя, чтобы они оставались в машине, и встал спиной к Питу Локберну, прикрывая подход к ним с другой стороны.
Время от времени из-за угла выскакивали машины, проезжали мимо или заворачивали к какому-нибудь дому.
Всякий раз, видя горящие фары очередного автомобиля, Чарли напружинивался, держа правую руку на рукоятке револьвера под пиджаком.
Было холодно. Он пожалел, что не захватил плащ.
На западе тускло вспыхивали зарницы. Далекий раскат грома вдруг напомнил ему о товарных составах, что проносились мимо маленького убогого домишка в Индиане, в котором он вырос и который теперь, казалось, остался где-то совсем в другом мире.
Почему-то эти поезда никогда не ассоциировались у него с представлением о свободе и избавлении, что, наверное, пришло бы в голову другим мальчишкам, окажись они на его месте. Когда он подростком лежал на узкой кровати, стараясь забыться и не думать о пьяных отцовских дебошах, шум проходящего поезда всегда напоминал ему, что он живет не по ту сторону рельсов. В перестуке колес слышался голос нищеты, нужды, страха и отчаяния.
Удивительно, с какой пугающей ясностью гром напомнил ему о тех далеких поездах. И не менее удивительно, что память о них пробудила в нем прежние детские страхи, всколыхнув давно вроде бы забытое чувство безысходности, затравленности, чувство, которое постоянно преследовало его в отроческие годы.
В этом смысле у них с Кристиной было много общего.
Его детство было отравлено физическим страданием, ее – страданием душевным. Оба они жили под чьим-то каблуком, она – выражаясь фигурально, он же – почти в буквальном смысле. Детьми они испытывали чувство сродни клаустрофобии, словно их загнали в ловушку. Он посмотрел в боковое стекло и увидел обращенное к нему лицо Джоя. Он поднял вверх большой палец, показывая мальчику, что все в порядке. Джой улыбнулся и повторил его жест.
В детстве Чарли часто подвергался побоям и теперь особенно трепетно относился к детям, которые оказывались жертвами насилия. Никто не вызывал у него такого гнева, как взрослый, поднявший руку на ребенка. Преступления против беззащитных детей порождали в нем чувство омерзения и брезгливости, наполняя сердце ненавистью и горечью.
Он не позволит причинить зло Джою Скавелло.
Он не подведет этого малыша. Он не мог обмануть веры ребенка, потому что в противном случае он утратил бы веру в себя.
Прошла, казалось, вечность, пока вернулся Фрэнк. Он был насторожен, но уже более спокоен, чем прежде:
– Все чисто, мистер Гаррисон. На заднем дворе тоже никого.
Они плотно обступили Кристину с Джоем и собакой, чтобы те не могли попасть под прямой огонь ни с какой точки, и повели их к дому.
Кристина говорила, что преуспевает, но Чарли никак не ожидал увидеть такой большой, хорошо обставленный дом. В гостиной – гигантских размеров камин с резной облицовкой и дубовыми книжными полками по обе стороны. На огромном китайском ковре – радующие глаз предметы восточного и европейского антиквариата, а также высококачественные копии. У одной из стен стояла выполненная из восьми дощечек розового дерева японская ширма с тончайшей резьбой ручной работы. С обеих сторон из тщательно подобранных кусочков мыльного камня был выложен триптих с изображением водопада, моста и традиционной японской деревни.
Джой решил пойти к себе – играть с собакой, и Фрэнк Ройтер отправился с ним.
Питу Локберну Чарли предложил еще раз обойти весь дом снизу доверху и проверить, закрыты ли двери и окна, плотно ли задернуты шторы – чтобы нельзя было заглянуть снаружи.
– Я, пожалуй, посмотрю что-нибудь на ужин, – сказала Кристина. – Может, сосиски, единственное, чего здесь много.
– Можете не беспокоиться, – сказал Чарли. – В семь часов мой человек должен принести ужин из ресторана.
– Вы очень предусмотрительны.
– Будем надеяться, что это так.
Глава 23
О'Хара навел бинокль на окно на втором этаже в доме Скавелло, затем – на другое, постепенно осмотрел все.
Везде горел свет, однако шторы были плотно задернуты.
– Вдруг она вернулась одна, отправив куда-нибудь мальчишку на ночь, – высказал предположение Баумберг.
– Мальчишка дома, – сказал О'Хара.
– Откуда ты знаешь?
– Неужели ты не чувствуешь его?
Баумберг покосился на окно.
– Чувствуешь? – повторил О'Хара приглушенным и испуганным голосом.
Баумберг мучительно старался ощутить в себе то же знание, которое заставляло трепетать его партнера.
– Тьма, – говорил О'Хара. – Почувствуй тьму, исходящую от мальчишки, ужасную тьму, которая поднимается от него, как туман над морем.
Баумберг точно оголенными нервами впитывал слова О'Хары.
– Дьявол, – уже не говорил, а хрипел О'Хара. – Почувствуй его.
Баумберг прижался лбом и ладонями к холодному стеклу и вперился неподвижным взором в дом Скавелло.
И вот он на самом деле физически ощутил его, как и говорил О'Хара. Тьма, дьявол. Его сила исходила от этого дома, как от контейнера с плутонием исходит радиоактивное излучение. Дьявольский дух струился в ночи, проникал сквозь толщу стекла и поражал Баумберга, точно злокачественная энергия, не производящая ни тепла, ни света, холодная, черная и безжизненная.
Внезапно О'Хара опустил бинокль и отвернулся от окна, встав спиной к дому Скавелло, как будто не в силах превозмочь изливавшуюся оттуда дьявольскую энергию.
– Пора, – произнес Баумберг, поднимая дробовик и револьвер.
– Нет, – сказал О'Хара. – Пусть угомонятся. Пусть успокоятся. Пусть ослабят бдительность.
– Когда же?
– Мы уйдем отсюда в.., восемь тридцать.
Глава 24
18:45. Кристина молча наблюдала за тем, как Чарли отключил в ее кабинете телефон и вместо него подключил устройство, которое он принес с собой. Это был некий гибрид телефона, автоответчика и портативного компьютера размером с атташе-кейс.