— Это возвращает нас к событиям сегодняшнего дня. Вам следует гордиться собой — ведь вы спасли вашего друга из огня.
— Из огня? Никакого пожара не было, — пробормотала Фиона, потупившись.
— И он нам не друг, — добавил Элиот.
— Тогда вас тем более надо поздравить. — Старик вытер нос тыльной стороной ладони. — Даже опытные врачи порой не выдерживают вида и запаха кожи, которая слезает, будто сгнивший рукав свитера.
Он улыбнулся, продемонстрировав желтые зубы и слюнявые десны.
— Пойдем. Он просто жуткий. — Сдавленно охнув, Фиона дернула Элиота за рукав.
Вид у старика действительно был жутковатый. Он и Элиота пугал. Но при этом было в бродяге что-то завораживающее. Сейчас он не походил на того оборванца, которого они каждый день видели по дороге на работу. Что-то вернуло его к жизни.
— Ваша музыка, — проговорил Элиот. — Та мелодия, которую вы играли утром…
Он робко шагнул к старику. Фиона раздраженно вздохнула.
Старик пристально воззрился на Элиота и перестал улыбаться.
— Ты ее запомнил?
— Запомнил? Да!
Услышать, как кто-то играет для него, — это был самый лучший подарок ко дню рождения, который когда-либо получал Элиот.
Мальчик стал напевать мелодию, ритмично постукивая рукой по бедру и имитируя прикосновение пальцев к грифу скрипки. Он даже сумел изобразить что-то вроде вибрато — будто и в самом деле играл. Это было глупо. На самом деле он за всю свою жизнь ни разу не держал в руках ни одного музыкального инструмента.
Элиот думал, что старик расхохочется, но тот и не думал смеяться.
Глядя на руку Элиота, он вытаращил глаза.
— Большинство людей не запоминают мелодии. В смысле… Эта мелодия такая простая, она в одно ухо влетит, а в другое вылетит. Так бывает с благородными чувствами. Они тоже внезапно появляются и тут же пропадают. А ты запомнил… и не просто запомнил.
Старик надолго задержал взгляд на Элиоте. Казалось, он пытается принять какое-то решение.
— Это была детская песенка. «Суета земная» — так она называется. — Он бросил взгляд на Фиону. — А тебе тоже понравилась мелодия?
Фиона пожала плечами.
— Хорошая.
И посмотрела в конец переулка. Элиот тоже повернул голову в ту сторону. Там стояла собака и принюхивалась. Высокая, как датский дог, но мощная, как ротвейлер. Ее коричневая шерсть топорщилась, а здоровенная голова моталась из стороны в сторону. Пес что-то вынюхивал на асфальте. На его шее был надет ошейник с зелеными сверкающими камнями.[19]
Элиот представил, как пес хватает его и рвет зубами, будто тряпичную куклу, пока из нее не высыпятся все опилки. Что-то подсказывало ему: надо бежать. Как можно скорее.
Это было глупо. Пса явно привлекли объедки в мусорном баке, вот и все.
Старик сделал два шага вперед и заслонил собой Элиота. Он поднял руку, дав знак мальчику держаться за его спиной. Другую руку сунул за пазуху и, вытащив клочок бумаги, протянул его собаке.
Элиот вытянул шею, чтобы лучше видеть.
На листке бумаги было напечатано что-то вроде цепочки геометрических доказательств. Строчки накладывались друг на друга. Чем пристальнее вглядывался Элиот, тем больше слоев различал. Он увидел крошечные символы и узнал клинообразные греческие буквы. Присутствовали там и еще какие-то непонятные значки.
Возможно, это была голограмма, дающая иллюзию глубины, если взглянуть на нее под определенным углом, хотя изображение на самом деле плоское.
Элиот моргнул, и пульсирующие остаточные изображения заплясали перед его глазами.
Пес поднял голову и, уставившись на клочок бумаги, стал принюхиваться еще старательнее; из одной ноздри у него потекли сопли. А потом встряхнулся и побрел прочь.
— Собаки… — пробормотал старик. — За ними нужен глаз да глаз. Лично я больше люблю кошек.
Он скомкал бумагу и выбросил, но Элиот успел заметить, что знаки, которые он видел, исчезли с листка.
Старик повернулся и посмотрел на Элиота и Фиону.
— Так о чем мы беседовали? О пицце? Или о музыке?
Фиона встала рядом с братом, ткнула его локтем в бок и кивком указала на здание пиццерии.
Элиот увидел, какими длинными стали тени. Небо к вечеру приобрело свинцово-серый оттенок. Тянущиеся к побережью тучи словно одеялом накрыли Дель-Сомбру.
Элиот помотал головой. Его поле зрения будто паутиной заволокло. Наверное, это был просто шок от всего, что случилось за день. Ему хотелось пить, его одежда пропиталась потом, жиром и мерзким запахом горелой кожи, о котором так хотелось забыть.
— Мы лучше пойдем, — сказал Элиот старику. — Простите, но наша бабушка будет…