Подошла Фиона и заговорила с ним. Ей хотелось обсудить бабушку и остальных родственников.
Он что-то ответил — что именно, сам не понял, и Фиона вскоре ушла.
Сейчас она для него существовала в другом мире.
Элиот не отрывал глаз от воды, от маленьких волн, бившихся о стенки раковины. Волны налетали друг на друга, пересекались, словно силовые линии, словно нити судьбы, из которых ткался ковер. Это была большая картина. Его жизнь предстала перед ним во всех своих возможностях: триумфы, тупики, рождение и смерть. Все было здесь, перед его глазами.
Музыка не покидала его. Звучные аккорды и гармонии, хоры голосов, громыхание ударных — мелодия то взмывала вверх, то падала. Это была громоподобная смесь божественного и дьявольского.
Наконец она стала неуправляемой… но в этом и состояло чудо созданного им произведения. Оно было похоже на погоду — то легкий ветерок, то ураган.
Темп замедлился, последняя нота прозвучала и стихла.
Мокрый от пота, Элиот стряхнул воду с усталых рук и огляделся.
Все до одной тарелки были вымыты, высушены и сложены в стопки.
Мало того: тарелки блестели, как новенькие. А ведь они были сделаны из глазурованного фаянса, потускневшего за годы. И кастрюльки — тусклые и исцарапанные — теперь сверкали, как хромированный буфер лимузина дяди Генри.
Пальцы Элиота снова начали выстукивать ритм.
Ему стало не по себе и захотелось, чтобы музыка прекратилась.
Джулия, самая прекрасная девушка, какую он когда-либо видел в жизни, пришла сюда и заговорила с ним, а он ей так грубо ответил. Элиот добавил этот поступок к перечню глупостей, которые натворил за последние дни.
И Фиона тоже обратилась к нему, а он даже не мог вспомнить с чем. Хотя им непременно нужно было поговорить о жизненно важных вещах.
Элиот взглянул на воду в раковине. Она оставалась серой и неподвижной. Никаких звездочек и силовых линий. Неужели все это ему привиделось?
Мальчик посмотрел на свои «дирижерские» руки и сжал кулаки.
Он считал, что управляет музыкой… но, может быть, наоборот. Может быть, музыка управляла им.
Элиот вспомнил о правиле под номером тридцать четыре. Он-то считал, что бабушка запрещает музыку просто так, нарочно, или для того, чтобы он не отвлекался от выполнения домашних заданий. А если запрет связан с чем-то большим? Может быть, музыка почему-то опасна для него?
22 Тайный обожатель
— Давай поговорим, — прошептала Фиона.
Элиот не отозвался, продолжая мыть тарелки. Он уже перемыл половину посуды. Фиона даже не думала, что в пиццерии ее так много. Но ведь им с братом надо было обсудить гораздо более важные вещи.
— Смена почти окончена, — продолжала она. — У меня из-за этой новой начальницы даже перерыва не было. Давай-ка, прервись ненадолго, и мы составим план на вечер.
— А-га.
Руки Элиота двигались в воде, на поверхности плясали мыльные пузыри. Он и не подумал отойти от раковины.
Фиона немного постояла рядом, обернулась и посмотрела на Джонни и его нового помощника. Эти тоже были заняты делом, вот только в их работе появилось нечто странное. Они артистично выкладывали еду на тарелки, подбрасывали пиццу, встряхивали медные сковородки над огнем и двигались так, словно танцевали под музыку. Но Фиона никакой музыки не слышала.
Она толкнула Элиота локтем.
— Пойдем.
— Позже, — пробормотал он и продолжал мыть посуду. Ясно. Что ж, она заслужила порцию холодного душа после того, как отругала его за дурацкую игру на скрипке, но ведь это было действительно глупо. У них столько важных дел, нужно поговорить о предстоящих испытаниях. О чем только думает Элиот. Неужели он решил по-детски обидеться на нее, в то время когда им обоим грозит гибель?
Джулия Маркс вплыла в кухню. Под мышкой она держала плоскую коробку размером со среднюю пиццу.
Фионе новая начальница не понравилась. Сейчас она выглядела так же свежо, как утром, а ведь она весь день помогала им с Линдой обслуживать посетителей и убирать со столов.
Джонни и новый помощник оторвались от работы, улыбнулись и помахали Джулии. И почему только все вели себя с ней так, словно она какая-нибудь пчелиная царица? Не настолько уж она хорошенькая. Может быть, из-за южного акцента?
Джулия подошла к мойке.
— Я знаю, что ты занят… тебя ведь Элиот зовут, верно?
— А-га, — пробормотал Элиот и продолжал работать, даже не обернувшись.