Выбрать главу

Ксерий запнулся на полуслове и выпустил колдуна – в дверях появился Конфас. Рядом с ним стоял колдун Завета. Помощники Кемемкетри поспешно подняли своего великого магистра на ноги.

– Эти ваши обвинения, дядюшка… – осторожно заметил Конфас. – Быть может, они несколько поспешны…

– Может быть! – бросил Ксерий, расправляя свое одеяние. – Но чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.

Он перевел взгляд на плотного человека с квадратной бородой, стоящего рядом с Конфасом, и спросил:

– Это и есть адепт Завета?

– Да. Друз Ахкеймион.

Человек неловко опустился на колени, коснулся лбом земли и буркнул:

– Привет вам, Бог Людей.

– Ах, эти встречи властителей и магов! Во время них все время чувствуешь себя не в своей тарелке, не правда ли, адепт?

Острое смятение, владевшее им всего несколько секунд тому назад, было забыто. «Быть может, оно и к лучшему, что этот человек сознает, о сколь важных вещах сейчас идет речь», – подумал Ксерий. Он почему-то счел нужным побыть любезным.

Колдун посмотрел на него вопросительно, потом опомнился и опустил взгляд.

– Я ваш раб, Бог Людей, – пробормотал он. – Что вам угодно?

Ксерий взял его за руку – он подумал, что это совершенно обезоруживающий жест: император держит за руку человека из низшей касты! – и провел его мимо других к распростертому на столе Скеаосу.

– Вот видишь, Скеаос, – сказал Ксерий, – чего мы только не делаем ради твоего удобства!

Старческое лицо осталось бесстрастным, однако в глазах вспыхнула странная напряженность.

– Заветник… – произнесло это существо.

Ксерий взглянул на Ахкеймиона. Лицо адепта было непроницаемо. И тут Ксерий ощутил это: ощутил ненависть, исходящую от бледной фигуры Скеаоса, как будто старик узнал колдуна Завета. Распростертое тело напружинилось. Цепи натянулись, звенья их скрежетнули. Деревянный стол заскрипел.

Колдун Завета отступил на пару шагов.

– Что ты видишь? – прошипел Ксерий. – Это колдовство? Да?!

– Кто этот человек? – спросил Друз Ахкеймион. В голосе его звучал нескрываемый ужас.

– Мой главный советник… он был им тридцать лет.

– А вы… допрашивали его? Что он сказал? Колдун почти кричал. Что это в его глазах? Неужто паника?

– Отвечай, заветник! – воскликнул Ксерий. – Колдовство это или нет?!

– Нет.

– Врешь, заветник! Я это вижу! По глазам твоим вижу!

Колдун посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд его был напряженным, как будто он пытался понять слова императора, сосредоточиться на чем-то, внезапно сделавшемся чересчур тривиальным.

– Н-нет… – выдавил он. – То, что ты видишь, – это страх… Колдовство тут ни при чем. Либо же это колдовство иной природы. Незримое для Немногих…

– Я же вам говорил, Бог Людей! – встрял сзади Скалетей. – На мисунсаев всегда можно положиться. Мы не имеем никакого отношения к…

– Цыц! Молчать! – возопил Ксерий.

То, что некогда было Скеаосом, зарычало…

– Мета ка перуптис сун рангашра, Чигра, Мандати, Чигра-а! – захрипел старый советник.

Голос его окончательно утратил всякое сходство с человеческим. Он выгибался и бился в своих цепях, под старческой кожей переливались тонкие, стальные мышцы. Из стены вылетел один из болтов.

Ксерий отшатнулся назад следом за колдуном.

– Что он говорит? – выдохнул император.

Но колдун замер, как громом пораженный.

– Цепи!!! – крикнул кто-то – кажется, Кимиш.

– Гаэнкельти!.. Конфас!!! – растерянно вскричал Ксерий, отступая еще дальше.

Старческое тело металось по выгнутому дереву, точно клубок голодных змей, зашитый в человеческую кожу. Из стены вылетел еще один болт…

Гаэнкельти умер первым: у него была сломана шея, так что, когда он рухнул ничком, голова запрокинулась на спину, мертвым лицом вверх. Лопнувшая цепь хлестнула по лицу Конфаса, и он отлетел к дальней стене. Токуш упал, точно сломанная кукла. «Скеаос?!!»

Но тут раздались эти слова! Слова полыхнули, и комнату омыло ослепительным пламенем. Ксерий взвизгнул и упал. Над ним прокатился порыв огненного ветра. Камень потрескался от жара. Воздух пошел рябью.

И он услышал рев заветника:

– Нет, будь ты проклят! НЕ-ЕТ!!!

И вой, не похожий ни на что из того, что императору доводилось слышать прежде, – точно тысячу волков сжигали заживо. Шлепок мяса о камень…

Ксерий поднялся на ноги, цепляясь за стену, но ничего не увидел: его стеной обступили эотские гвардейцы. Жаровни потухли, и в комнате сделалось темно, очень темно. Колдун Завета все орал и бранился.

– Довольно, заветник! – взревел Кемемкетри.

– Самодовольный, неблагодарный, сраный идиот! Ты понятия не имеешь, что ты наделал!

– Я спас императора!!!

И Ксерий подумал: «Я спасен…» Он выбрался из-за спин гвардейцев, вышел на середину комнаты. Дым. Вонь жареной свинины.

Колдун Завета опустился на колени над обугленным телом Скеаоса, схватил обгоревшие плечи, встряхнул – голова безвольно мотнулась.

– Что ты такое? – рявкнул он. – Отвечай!

Из-под опаленной, почерневшей кожи сверкнули белым глаза Скеаоса. Глаза смеялись, смеялись над разъяренным колдуном.

– Ты первый, Чигра, – прохрипел Скеаос – жуткий шепот, идущий ниоткуда. – Ты же будешь и последним…

То, что произошло после этого, снилось потом Ксерию до конца его дней – а дни эти были недолгими. Лицо Скеаоса растянулось, словно он хотел набрать побольше воздуху, и сложилось, точно паучьи лапки, плотно охватившие холодное брюшко. Двенадцать паучьих лапок, каждая с маленьким острым коготком, расцепились и раскрылись, обнажив не прикрытые губами зубы и глаза без век на том месте, где следовало быть лицу. Точно длинные женские пальцы, они охватили голову ошеломленного колдуна Завета и принялись давить.

Человек завопил от боли.

Ксерий стоял, не в силах шевельнуться, и смотрел на это, точно завороженный.

Но тут адская голова отвалилась и покатилась по полу, точно дыня, беспомощно дрыгая лапками. Конфас с окровавленным мечом подошел к ней, постоял, опустив меч, и посмотрел остекленевшими глазами на дядю.

– Мерзость какая, – сказал он и утер кровь с лица. Колдун Завета тем временем, кряхтя, поднялся на ноги.

Обвел взглядом ошеломленные лица и, ни слова не говоря, направился к выходу. Кемемкетри преградил ему путь.

Друз Ахкеймион оглянулся на Ксерия. Взгляд его снова сделался живым и внимательным. По щекам у него струилась кровь.

– Я ухожу, – сказал он без лишних церемоний.

– Ну, уходи, – сказал Ксерий и кивнул великому магистру.

Когда адепт вышел из комнаты, Конфас взглянул на Ксерия вопросительно. «Разумно ли это?» – говорил его взгляд.

– Он бы принялся пересказывать нам мифы, Конфас. Про Древний Север, про возвращение Мога. Что еще он может сказать?

– После всего произошедшего, – возразил Конфас, – к нему, возможно, стоило бы прислушаться.

– Безумные события – еще не повод верить безумцам, Конфас.

Император взглянул на Кемемкетри и понял по лицу старика, что тот пришел к тем же выводам, что и он сам. В этой комнате Правда все же выплыла наружу. Ужас сменился ликованием. «Я выжил!»

Интрига. Великая Игра – бенджука, в которой играют человеческими сердцами и живыми душами. Было ли такое время, когда он не участвовал в игре? За много лет Ксерий научился тому, что играть, не ведая замыслов соперника, можно лишь до определенного момента. Вся штука в том, чтобы опередить соперника. Рано или поздно этот момент наступит, и если тебе удастся вынудить соперника раскрыть карты раньше, чем он собирался, то ты выживешь и все узнаешь. И вот этот момент пришел. Он выжил. И теперь он все знает.

Заветник сам все сказал: это колдовство иной природы. Незримое для Немногих. Вот и ответ. Теперь Ксерий знал источник этого безумного предательства.