Лодка покачивалась в воде рядом с мостками. Банка с червями стояла под скамьей, термос — на носу, у борта лодки лежали четыре удочки.
— Заинька-а!
Да проснулась ли эта девочка? Раньше она легко вставала на рыбалку.
— Дедушка!
Голос донесся с самого конца залива.
— ка!.. ка!.. ка!.. — разнесло эхо по всему озеру, и в конце залива, на мостках возле красной бани, которая кажется сейчас черной, появилась высокая стройная девушка. Она помахала рукой и побежала вдоль песчаного берега к мосткам серой бани. Он стоял и смотрел, как она бежит.
— Легко проснулась?
— Проснулась.
— Опять под ухом был будильник?
— Конечно. У тебя есть черви?
— Дождевые?
— Да. Иди-ка на корму.
— Я буду грести.
— Я тоже могу, — сказала девушка и села за весла.
Заинька гребет. Длинноногая девочка, большие синие глаза, волосы до плеч. Они цвета только что ободранного и еще блестящего от сока березового ствола, в который подмешана желтизна ромашки. Так он и представлял их себе, когда искал в окружающем пейзаже каких-нибудь соответствий цвету ее волос. Серый свитер, брюки, резиновые сапоги. Заинька гребет.
Девочке скоро исполнится шестнадцать, думал он.
Давно ли она как товарищ ходит с ним в эти ночные путешествия за окунями? Недавно. Только четвертое лето. Первый раз ей было тринадцать лет. Прошлым летом она не пропустила ни одной рыбалки.
А кажется, совсем недавно... Пентти женился осенью. Он не возражал против этого брака, но на душе у него было тяжело, и Пентти думал, что это из-за Анна Майи. Что он не одобряет Анна Майю. А дело было не в этом. Он тревожился о них, и ему было печально. Осенью могла вспыхнуть мировая война. Гитлер двинул войска. Немецкий народ зажимали двадцать лет, он не выдержал этого и взбесился. Было страшно думать о детях, которые появятся в таком страшном мире. Поэтому его не радовал и брак Пентти с Анна Майей. Пентти женился сразу после школы и тут же попал на войну. Лаура была маленькая, черная, сморщенная. Он сунул в ее ручку свой палец, она схватила его и заверещала. Став дедушкой, он забыл о своих страхах. Теперь он вспоминал тогдашнюю Лауру, этого маленького вороненка.
— А мы что, не поедем на луды? — спросила Лаура и перестала грести. Лодка по инерции неслась вперед. Потом движение замедлилось. В утреннем сумраке вырисовывались весла, они торчали по бокам лодки.
— Поедем, поедем.
— Ты же правишь в другую сторону.
— Я поверну.
Они поплыли к лудам, опустили груз, насадили червей на большие крючки, закинули удочки и стали ждать.
— Будь туман побольше, на восходе поднялся бы ветерок и разнес его.
— А земляника в этом году будет? — Лаура махнула в сторону леса.
— Не знаю, не ходил.
В прошлом году земляники было много, словно ее кто-то посеял.
— Кажется, слишком рано, — сказала Лаура.
— Она иной раз и ночью клюет, если очень большая.
— Я не об этом. Конечно, клюет, только попозже летом.
— Пожалуй... Тут перестала попадаться рыба в это время года. Когда Пентти был еще мальчиком, здесь ловились большие окуни.
— А в позапрошлом году мы тоже больших поймали. Помнишь?
— Поймали, конечно, но с прежними не сравнишь.
— Не клюет.
— Может, кофе попьем?
Он протянул руку, Лаура достала термос и бумажный пакет и хотела передать все ему.
— Наливай сама. В пакете кружка для тебя. А мне дай крышку от термоса.
— Булки хочешь?
— Нет, спасибо. Возьми сама, если хочешь.
Он смотрел, как Лаура ест булку и прихлебывает из кружки кофе.
— Эй, дедушка, у тебя клюет.
— Это плотвичка дразнится, — сказал он и вытащил леску.
— А червяка не поправишь?
— Плотвичка не схватит такого большого червяка, — ответил он, ничего не трогая.
Сосняк порозовел. Птицы защебетали. На берегу зашумело, там поднялся ветерок. Потом он достиг озера, погнал по нему небольшие волны и унес туман. Он поднялся в воздух и исчез. Лес засверкал. Небо засинело. Солнце поднялось. Мир был сотворен сызнова.
— Теперь пора начаться клеву, — сказала Лаура.
— Пора-то пора, если он вообще будет, да про больших рыб не угадаешь — у каких камней они когда клюют. Они теперь редки в этих водах.
Он говорил и смотрел на поплавки. Один из них начал погружаться в воду, потом леска дернулась, и он услышал напряженный голос Лауры:
— Большая, даже леска дрожит.
Водная гладь разбилась, когда на ее поверхности что-то сверкнуло. Потом на дне лодки забился окунь.
— Он не такой большой, как мне казалось. А дергал, как большой.