— Ведь я нарушила маленькое правило!
Пенелопа действительно заметила, что все дамы были усажены в один ряд, и, хотя она предпочла бы сидеть рядом с Генри, она поняла гениальный замысел хозяйки: таким образом леди были как бы выставлены напоказ. Почти никто из них не мог сравниться с юной мисс Хэйз, а то, что она сидела рядом с Пруденс Скунмейкер, подчеркивало ее красоту больше, нежели если бы она соседствовала с джентльменом. Изабелла, сидевшая слева от Пенелопы, занимала ее разговором о нарядах. Эта тема всегда интересовала Пенелопу, но сейчас она к тому же узнала ценные сведения об излюбленных покроях Генри. К счастью, Пруди, сидевшая по правую руку Пенелопы, еще ни разу не раскрыла рот.
— Так гораздо забавнее, — продолжала щебетать хозяйка.
— Божественно, — ответила Пенелопа, пригубив шампанское. — Скоро вам станут подражать все остальные хозяйки. Конечно, вам следует быть осторожной, чтобы все мужчины Нью-Йорка не обвинили вас в том, что вы портите их жен.
Пенелопа повернулась своим острым белым плечиком к Пруди, которая в ответ на это замечание пробурчала что-то неодобрительное. А Изабелла уже повернулась к своей подруге Люси Карр, разведенной даме:
— Люси, ты только послушай, что говорит Пенни. Она только что сказала, что все мужчины Нью-Йорка скажут, будто я порчу их жен, и…
Пенелопа взглянула через стол, над вазой с орхидеями, на Генри. Он был разговорчивее, чем обычно, возможно, потому, что его соседом был Николас Ливингстон, который распространялся о яхтах. Генри ни разу за весь вечер не взглянул на Пенелопу. Однако это не умерило ее решимости. Она выбрала сегодня самый изысканный наряд, чтобы победить. Платье было такого нежного розового оттенка, что казалось белым. А маленькие медальоны и сто крошечных бантиков, украшавших платье, были ее любимого красного цвета. Вчера Пенелопа провела весь вечер у портнихи, добиваясь совершенства. Платье сидело идеально.
Официанты суетились возле стола, и Пенелопу замутило от запаха оленины. Она сморщила носик. Она никогда бы не подумала, что будет согласна со старыми хозяйками дома, придерживающимися драконовых правил званого обеда, но она сделала вывод, что уместнее сажать дам и кавалеров вперемешку. Пенелопа никогда не любила пребывать исключительно в женском обществе. Единственная в этом ряду леди, с кем ей сейчас хотелось общаться, была Изабелла. Хотя она не могла пожаловаться на хозяйку дома: та усадила ее как раз напротив Генри. Но он упорно не обращал на Пенелопу внимания. Она терпеливо ждала, когда подали сыр.
Пенелопа посмотрела на свое отражение в серебряном ведерке со льдом и осталась довольна темной челочкой на высоком белом лбу. Рассеянно ковыряя еду на своей тарелке, она старалась, чтобы свет выгодно падал на ее обнаженные плечи. Пару раз она пожала руку хозяйке и позволила миссис Карр восторженно разглагольствовать об ослепительном будущем Пенелопы в свете и о том, как всем приятно видеть свежее лицо.
— А где же ваш брат? — осведомилась миссис Карр.
Пенелопа заметила, как покраснела Изабелла, и вкратце пересказала миссис Карр то, что уже говорила хозяйке дома в понедельник. Она только сегодня получила от Грейсона телеграмму и поэтому добавила:
— Сейчас он уже отбыл в Нью-Йорк, так что скоро вы сможете задать все эти вопросы ему лично.
Наконец обед закончился, и все присутствующие — около сорока сытых и пьяных людей — двинулись в бальный зал.
— Как же вы собираетесь подбодрить вашего пасынка? — спросила Пенелопа с сочувственной ноткой в голосе, усевшись на бархатную кушетку между миссис Скунмейкер и миссис Карр, в центре зала. Пенелопа не случайно выбрала такую позицию: разведенная дама своим звонким смехом и гривой кудряшек подчеркивала привлекательность юной мисс Хэйз.
Отважившись посмотреть уголком глаза на старшего Скунмейкера, беседовавшего с каким-то господином преклонных лет, она заключила, что он все заметил. Поблизости стоял скучный Спенсер Ньюберг, и Пенелопа отметила, что его сестра, миссис Гор, с интересом наблюдает за ней.
— Не знаю! Люси, как же нам его подбодрить?
Миссис Скунмейкер перегнулась через колени Пенелопы, положив свой шелковый веер на ее юбку.
— На вашем месте, — уверенно ответила миссис Карр, — я бы устроила так, чтобы он потанцевал с мисс Хэйз.
Миссис Скунмейкер сжала руки при этом предложении, на которое она и напрашивалась, Пенелопа в этом не сомневалась.
— О, но если он не в настроении танцевать… — возразила она.
— Вздор.
Миссис Скунмейкер ответила подруге взглядом, свидетельствующим, что они друг друга понимают, и направилась к своему мужу. Пенелопа наблюдала, как хозяйка оттеснила в сторону пожилого джентльмена — теперь она узнала Кэри Льюиса Лонгхорна — и сказала мистеру Скунмейкеру несколько слов. Потом Пенелопа перевела взгляд на противоположную стену, где висело много больших картин в золоченых рамах, — как раз вовремя, чтобы хозяин заметил, что ее бросили одну, посреди зала, с безвкусной разведенной дамой. Пенелопа прикрыла рот веером, брошенным Изабеллой.
— Интересно, о чем это Скунмейкер может говорить с Кэрри Лонгхорном. Конечно, мистер Лонгхорн мой друг, но они никогда не вращались в одном кругу… — говорила миссис Карр, но Пенелопа ее не слушала: она внимательно следила за отцом и мачехой Генри.
Они пришли к соглашению и, извинившись, вместе направились в угол, где Генри все еще был поглощен беседой с Николасом Ливингстоном. Пенелопа ждала, обмахиваясь веером.
— На днях его видели в опере с какой-то молоденькой девушкой — можете себе представить? Вот был бы номер, если бы он сейчас женился, да еще на девушке, которая ему годится во внучки!
Пенелопа слушала вполуха. Заиграла музыка — в соседней комнате расположился квартет. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Генри в черном фраке. За его плечом маячили мистер и миссис Скунмейкер, наблюдавшие за Генри. Миссис Карр поднялась и, подмигнув, позволила мистеру Лонгхорну занять себя беседой. Все в этом зале, подумала Пенелопа, знают, что Генри Скунмейкер сейчас пригласит мисс Хэйз на танец.
— Хелло, — сказал Генри просто.
Голубые, как озеро, глаза Пенелопы встретились с его глазами.
— Разве такие вечера, как этот, не заставляют вас грустить об Элизабет?
Казалось, Генри размышляет, как бы получше ответить.
— Только не такие вечера.
— О, что бы я только ни отдала, чтобы вернуть ее, — вздохнула Пенелопа, с грустью пожав плечами.
— Вы-то забудете, я вас знаю, — быстро ответил Генри. В его глазах загорелся огонек. — Я думаю, честность идет вам гораздо больше. — Намек на их близкие отношения в прошлом был приятен Пенелопе, и она смело ответила на его взгляд. — Вот так-то лучше. — Генри с показной покорностью коснулся руки Пенелопы. — Говорят, мы должны танцевать.
И тут Пенелопа действительно ощутила прикосновение его руки сквозь перчатку. Он помог ей подняться и увлек через арку из полированного дуба в соседнюю комнату, где уже танцевали три-четыре пары. Генри смотрел на нее, словно пытаясь раскусить, и после его последней реплики она уже не пыталась притворяться. Движения его были деревянными — не так было, когда они в последний раз танцевали много месяцев тому назад:
— Думаю, вы действительно горюете из-за этого, — сказала она наконец, задумчиво склонив голову набок.
— Из-за Элизабет?
Генри прикрыл глаза и понизил голос, хотя в этом не было необходимости. Музыканты в своем углу играли громко, так что другие танцующие пары не могли услышать, о чем они беседуют.
— Как же могло быть иначе — ведь это так ужасно. Но, полагаю, это так па вас похоже, — продолжал он чуть ли не с нежностью, — злорадствовать по этому поводу.
— Напротив, мне очень не хватает моей подруги. Но вы забываете, как она меня предала.
— О, Пенелопа, — ответил Генри шепотом. Комната с обоями персикового цвета кружилась вокруг них. — Впрочем, сейчас это вряд ли имеет значение.