К тому же всегда находятся любители посплетничать. Но Марго, доселе хранившая полнейшее молчание, встала на защиту мужа, который, собственно, им и не был.
Как муж, который, собственно, им не был, сидел Ласло с Тибором Гергейфи (Тибор несколькими годами моложе Ласло, работал en la meme branche, он был сыном управляющего поместьем в Западной Венгрии - нам этот господин случайно знаком) в "чарде", как по-венгерски называется кабачок, за Швабенбергом. Если бы молодым людям вздумалось пройти или проехать еще небольшой отрезок пути, они бы добрались до весьма примечательного собрания римских древностей в Восточной Европе: эти древности обитали в маленьком музее, что находился в стороне от дороги. Но они были равнодушны к такого рода вещам.
Они сидели под старыми деревьями в тишине, без музыки, и пили красное вино "Пекарь". Жители стран Юго-Восточной Европы, где очень любят хорошо поесть, знают толк и в винах. Им всегда известно, куда можно пойти. И они умеют там проводить время без счета, без цели, которую кто-то мог бы заподозрить.
Тибор был его единственным близким другом, он умел молчать как рыба. Эта черта нередко встречается у мадьяр, она частенько поначалу производит впечатление таинственности и непроницаемости истинного востока, но вскоре уже кажется просто упрямством. Путник не был венгром, во всяком случае настоящим, скорее сербом. У всех юго-восточных наций понятия о чести зачастую бывают очень суровыми, даже опасно непреклонными. И все-таки наш Ласло давно уже не был истинным сыном своего народа, он был будапештец, дитя большого города.
- Мой дядя готов в любой момент взять меня в Бухарест, в свою фирму, сказал он.
Вечернее солнце пробилось сквозь деревья сада, лучи его вертикально легли на полуразрушенную стену дома, поток света превратился в красноватую плоскость.
- И ты все еще здесь?! - воскликнул Тибор. Риторический вопрос, риторическое удивление.
- Здесь я и останусь.
- Да ты, сдается мне, спятил, - сказал Тибор. - Тебя же просто поймали в ловушку. Твое положение, доложу я тебе, из тех, каких, собственно говоря, и вообще-то не бывает. Тебе остается только дать деру. А тут перед тобой лазейка на свободу, да что там, попросту открытая дверь. А ты хочешь остаться. Собирай вещи, поезжай в Бухарест и требуй развода. Даже закон будет на твоей стороне. Останешься здесь - считай, что вышел из игры.
- Я хочу покорить Марго, - ответил Ласло и взглянул на залитую красноватым светом стену, словно оттуда он черпал свои слова. А так как Гергейфи ничего больше не говорил, он решительно добавил: - Она единственный человек, который относится ко мне с любовью и пониманием.
- Ой, ой, ой, ой, - захныкал Тибор и отвернулся, - тебя заставили купить кота в мешке, а ты еще вообразил, что это заяц. И знаешь, Ласло, что касается понимания, то тебя понять не так уж трудно, все это просто как пара оплеух.
Тибор умолк. Он только сейчас заметил, что обидел друга.
И все-таки: Ласло упомянул о бухарестском дядюшке.
А значит, он уже вынашивал мысль о побеге.
Гергейфи она представлялась единственно разумной. Любая другая попытка найти выход из создавшегося положения обречена была остаться теорией или просто фантазией, вроде этого нового номера с "покорением" Марго. Впрочем, Тибор относился к ней с почтением из-за ее выдержки. Но всякий раз, как ему удавалось где-нибудь ее увидеть, его прямо-таки леденила та абсолютная замкнутость, в которой она существовала. Это было страшно и непонятно, как погасшее светило, парящее в пустом пространстве. Ласло несет чепуху. Откуда здесь возьмется любовь, откуда возьмется понимание? Рядом с отчаянием жить нельзя. Так он думал. Именно теперь.
Прошло время, когда Ласло искал забвения. Никаких премьеров, никаких премьерш. И бутылки стоят нетронутые. Вот как сейчас эти бутылки на столе с красным "Пекарем". Собственно, его пил только Гергейфи, да и то помаленьку. Все это было даже зловеще: словно что-то готовилось. Он предпочел бы видеть, как Ласло напивается и выкидывает какие-нибудь штуки. В сущности, он больше всего боялся, что Путника ждет еще что-то вроде второго шока. Первый Тибор пережил с ним вместе: отвращение, ярость, унижение в схватке с почтением и нежностью. Это не должно было повториться. Оставалось только бегство.
Все же Марго побеждала, медленно и упорно. Ее каменная природа, всякий раз заставлявшая Гергейфи леденеть и чувствовать себя вконец подавленным, более того, изгнанным из жизни, дома отнюдь не была более активной Тибор, конечно же, ничего об этом не знал, - напротив, она уступила место все более явной способности сделать другому жизнь удобной и приятной. Мы не говорим: окружить его любовью. Это ведь было бы уже претензией. Нет, у Ласло настала прекрасная жизнь дома, во всем решительно; она, Марго, была как дуновение. Недюжинный успех при семидесяти двух килограммах веса. Ее словно бы и не было вовсе, пока он ее не звал. А отпускал, и она исчезала. Даже во время разговора: он умолкнет - она уходит из комнаты. Гергейфи Марго считала его собутыльником Ласло - до сих пор никогда не подымался наверх к молодой чете. Только теперь, так как Ласло все чаще по вечерам оставался дома, его пригласили к ним. Но он долго не отваживался принять это приглашение. Целый день ему казалось, что это была бы подлость, но в конце концов он все-таки решился. Итак, он отправился в лагерь противника. И было это некоторое время спустя после того разговора за бутылкой красного вина.
Они ужинали втроем. Марго, видимо, полагала, что Гергейфи все известно. Ей несомненно хотелось принять на борт близкого друга Ласло, словно их встречи только здесь могли иметь место, только здесь. Она провела Тибора по всему дому. Сад был не намного шире дома, во уходил далеко вглубь. Мраморные украшения завершали глубину этого сада возле массивной стены полукруглые скамейки, над которыми высились огромные каменные вазы. Все это открывалось взору из окон выходившей в сад комнаты, перед нею была маленькая терраса и лестница, спускавшаяся в зелень сада. Была там и столовая, иными словами, две гостиные: одна - вытянутая в длину, другая покороче. Тибор, теперь составивший себе представление о непростом плане этого дома, правильно определил, где должна находиться спальня. Что Ласло спал в комнате, выходившей в сад, Гергейфи знал давно, сейчас же еще увидел разбросанные там предметы его туалета. На стене висели охотничьи ружья. Двустворчатая дверь на террасу была широко распахнута, ибо снизу эту террасу отделяла от сада решетчатая ограда.