Тут Аста прикинула возраст собеседника, но удивиться не успела — она слушала, честно стараясь все принимать на веру.
— Вскоре нодийцы узнали, что мы здесь живем, и им это не понравилось. Мол, здесь земля их предков, прах их предков, а мы поселились на их месте. Не корчевав леса, не возделывая землю, не возводя крепости — она одна тогда уцелела в пожаре. Зато домов висячих понастроили, тогда как нодийцы чтят Летающие Леса и считают их вырубку варварством. Опять же, усмотрели несправедливость — ведь не они же лично отняли у реки ее сокровище, не они совершили убийство. И решили во что бы то ни стало найти те камни и землю свою вернуть.
С тех пор идет война. Не пламенная, не постоянная — все привыкли к ней, как к ноющей ране, слабому кровотечению, что день за днем отнимает силы. Дети здесь рождаются уже с этой раной. Иногда нодийцев не видно месяцами, а потом они вдруг появляются целым отрядом, нападают на жителей, рыщут в городе, устраивают пожары. Они нас ненавидят. Считают, что мы хитростью заполучили то, что принадлежит им… А мы защищаем свой город как можем.
Тео замолчал. Аста тоже молчала. Оцепенение прошло, она вернулась из прошлого в реальный мир — в свою новую реальность — и вдруг почувствовала, как все внутри напряглось — до боли. Как натянулись в груди стальные струны, вот-вот готовые лопнуть. Томас… Неужели…
Тео посмотрел на нее осторожно — так доктор смотрит на больного, перед тем как объявить страшный диагноз. Приподнял угол карты на столе, вынул прямоугольное фото размером с ладонь, протянул Асте — она взяла негнущимися пальцами.
На старом цветном снимке ее брат сидел в этом же кресле, в котором теперь сидела она. В странной куртке из прозрачных пластин, вроде рыбьей чешуи, в брюках темно-зеленого цвета — его любимых, он называл их солдатскими. На шее у него, на ремешке, висели круглые, как у пилота, очки. Одну руку Томас положил на подлокотник, а вторую вытянул перед собой, и на раскрытой его ладони сверкал цветок из металла с восемью острыми лепестками. В абрикосовом свете лампы он казался отлитым из золота, и такие же золотые блики горели у брата в глазах — теплых, карих, как у бабушки. Бабушка любила Томаса, говорила: «Глаза мои, только лучше, светлее…»
— Томас хотел защищать нас. Он любил этот город, мечтал поселиться здесь, когда окончит школу. Однажды он спас нескольких детей во время набега нодийцев, помог им добраться до укрытия. Его хотели наградить, и он попросил позволить ему учиться у наших воинов. Людей тогда не хватало, враги становились все сильнее и изобретательнее. Его взяли — в резерв, самым последним, кому когда-либо придется сражаться…
Тео вздохнул, закусил губы, помолчал, подбирая слова. Он не смотрел на Асту и не видел, как она, держа в одной руке фотографию, другой вцепилась в подлокотник кресла, как будто боясь соскользнуть с него в пропасть.
— Он часто приходил ко мне, расспрашивал об истории города, о нодийцах, о том мире, который дальше, за лесом. Рассказывал о своей семье. Сказал, что у него есть сестра, и спросил, можно ли привести ее сюда, когда подрастет. Я разрешил. Это фото я сделал в тот день, когда он сдал экзамен в военной школе и получил право носить оружие. С ним я его и сфотографировал.
— Оружие? — переспросила Аста, услышав свой голос как из-под земли — глухой и хриплый. Сердце бешено колотилось, и каждый его удар отдавался звоном в ушах.
Историк посмотрел на нее с беспокойством. Пояснил, добавив запутанности:
— Это восьмиконечная кризанта, свет, закованный в металл. Только им можно одолеть нодийских воинов. Потому как…
— Что с ним случилось? — выдохнула Аста, не дослушав. — Где мой брат? Что с ним?
…Стоит ли спрашивать? Или, может, лучше не слышать — так это не станет правдой. В голове завертелся смерч, мир застлала серая пелена.
В этом душном тумане Тео сказал ей:
— Пойдем, — уже на «ты».
И повел куда-то через темные комнаты. Открыл одну из дверей, вспыхнули электрические свечи под потолком. Желтоватый свет выхватил из мрака ряды шкафов и стеллажей. Историк отпер один из шкафов, достал книгу — огромную, с полметра в длину и толщиной в хороший кулак. Пристроил ее на столе под лампами, открыл на странице, отмеченной тонкой плетеной закладкой. Осторожно взял из рук Асты фотографию, которую она все еще держала за уголок, приложил к странице. Сделал жест — смотри. Аста склонилась над книгой.