— …Эй. Ешь, а то примерзнешь, — донесся до нее голос Тайсы.
— А?.. — Она как будто очнулась от яркого сна. — Да, я ем… Очень вкусно. Слушай, а насчет того, что река сказала: сокровище здесь… Это как понимать?
— Да как хочешь понимай, — отозвался Лин. — Арна не объясняет — она пророчествует, дает советы или указания, а разбирать их приходится нам. Люди в возрасте, вроде моего деда, умеют это лучше всех — жизненный опыт, но даже они иногда понятия не имеют, о чем речь. Вот как в этом случае.
— Она сказала, — Тайса откусила от своего шоколадного мороженого, промокнула губы салфеткой, — что сокровище на том же месте, что и всегда. На каком — никто не понял. Сначала оно было у нее, потом его забрал сын купца, потом начался пожар… Так сказано в легенде. Какое место «то самое» — непонятно. Но так получилось, что нодийские разведчики узнали о словах реки еще лет двести назад, как только наш народ здесь поселился. Я правильно рассказываю? — Она повернулась к Лину, тот кивнул. — С тех пор нодийцы думают, что Сердце Эльма все еще в нашем городе, там, где раньше стоял дом купца и его жены — той, которая захотела камни. Но так как от Эльмбурга ничего не осталось, кроме крепости, найти это место невозможно, вот они и рыщут повсюду.
— Кроме крепости? — переспросила Аста, вспомнив рассказ Тео. — Той, которая с парящими башнями?
— Да, кроме нее. Она за рекой, на другом берегу возле леса, на холме. Раньше там пролегала дорога к горам, но уже давно заросла, конечно, хотя следы от колес найти можно и башни далеко видно. Можем как-нибудь сходить посмотреть, — предложила Тайса, а Лин добавил:
— Но только одна не ходи…
Аста собиралась ответить, что, конечно же, не пойдет, но ей очень-очень хочется посмотреть крепость и особенно башни, но тут раздался крик — пронзительный женский крик, потом еще один. Толпа на площади охнула и разлетелась, люди кинулись в разные стороны.
Почему-то совсем не испугавшись и продолжая сжимать в руке вафельный рожок, Аста вскочила со скамейки и посмотрела в ту сторону, откуда доносились крики. Посреди площади, разом опустевшей, под ярким солнцем стоял человек. Лица его, скрытого капюшоном, не было видно, а широкие рукава накидки палевого цвета горели снизу — языки пламени тянулись вверх, колыхались в безветренном воздухе. Рядом на земле лежал пожилой мужчина — видимо, кто-то из местных жителей, и по серой брусчатке расплывалась темная лужа крови.
На мгновение картина застыла, потом человек в накидке взмахнул одним рукавом — и полотняный навес булочной, что была справа, тут же загорелся; взмахнул другим — вспыхнуло раскидистое молодое дерево на краю площади. Кто-то кинулся тушить пожар, на ком-то занялась одежда. В этом смятении Аста не заметила, куда делся Лин, а потом увидела его в центре площади. Он увернулся от человека в накидке — раз, другой, третий, потом замахнулся — кризанта на руке засветилась восемью лучами. Этот свет был ярким даже на солнце и каким-то другим, как будто более плотным. Лучи описали в воздухе дуги, похожие на сверкающие лезвия, и…
Кто-то закрыл ей глаза — потная ладонь пахла табаком и сталью, но даже сквозь темноту увиделось, как впереди полыхнуло нестерпимо ярко. Сильная рука схватила ее поперек тела, поволокла назад. Аста выронила мороженое, стала инстинктивно вырываться — и ее тут же отпустили.
— Все, все. — Перед ней стоял молодой мужчина в полотняной безрукавке, открывавшей крепкие загорелые руки, и штанах из грубой ткани, с карманами на бедрах. — Извини, не сильно придавил? На кризанту нельзя смотреть в момент контакта — глаза сожжет. Ты откуда?