— Давно спросить хотела, — Оля виновато улыбнулась, — а почему ты ее Жекой зовешь?
— Когда беременная была, думала, мальчик будет, — Аня погладила Динку по волосам. Та вздрогнула, но не отстранилась.
— Ой, сколько времени уже! — Оля бросила взгляд на часы и ужаснулась, — Меня дома наверное потеряли, я к пяти вернуться обещала.
— Пошли, я тебя провожу, — Аня выбросила за окно недокуренную сигарету и закрыла форточку.
Женщины вышли в коридор, Дина осталась в кухне. Лицо у нее было сосредоточенное, пальцы осторожно подцепляли крупинки, разбежавшиеся по всей кухне. Черные и белые — в правую тарелку, коричневые — в левую. Девочка ползала на коленях и шептала:
— Отзывается на команды «слушай» и «говори»… Не бойся, тут только самое важное, нырять не помешает. «Слушай» и «говори»… нырять не помешает… «Слушай» и «говори»… отзывается на команды…
Но слушать ее было уже некому.
Каждое погружение ощущается по-разному. Это было похоже на прогулку по первому льду. Еще осень, нет снега, и на берегу похрустывает под ногами бежевая трава, подернутая инеем, а на озере уже белая пленка льда — такая прочная на вид. Но ступаешь — он проламывается под тобой, и ты падаешь в черную воду, в холодное оцепенение. Наверху остается выбитое в ледяной корке окно, а ты погружаешься все глубже, глубже… пока внизу не замаячит светлое пятно двери в мир живых — сознание твоего донора.
Но, оказывается, не все двери можно открыть. Иногда все, что ты можешь сделать, это наблюдать сквозь крошечную щель за тем, как мимо бежит жизнь. Это похоже на разрозненные куски паззла, которые невозможно сложить в единую картинку: зияющие пустоты между частями головоломки больше, чем то, что у тебя в руках. А холод здесь такой, что, были бы у тебя зубы, они бы давно стучали.
И вот когда понимаешь, что пути вперед не существует и поворачиваешься, чтобы уйти, ты вдруг замечаешь, что здесь, в этом холодном темном ничто, по эту сторону жизни — между миром живых и миром мертвых, перед дверью стоит самый одинокий на земле человек. И если у тебя есть хоть капля совести, ты не сможешь уйти.
Наверное, я все-таки не очень плохой.
Говорят, что в чужую голову не заглянешь. Если человек — то это может и верно, а вот если дух бесплотный, то еще как заглянешь. Не факт, правда, что увиденное понравится.
Её мир кружился. Он не стоял на месте, он ежесекундно пытался измениться. Аккомпанировала этому кружению какофония звуков, в которой просто невозможно было разобрать что-то осмысленное. Поэтому поначалу единственным способом заставить все перестать вращаться была концентрация на неподвижном и неизменном. Или подвижном, но все равно неизменном, знакомом и привычном. Привычные вещи были островками стабильности в утекающем мире.
— Смотри, — обращался я к ней, — здесь безопасно, эта земля устойчива и никуда не течет.
— Это сухой лист, — объяснял я, — он упал на землю, его можно потрогать.
— Мама, — говорил я, увидев на краю поля зрения знакомую тень, — повернись к ней, посмотри. На ее лицо можно смотреть.
И рассказывал, постоянно рассказывал о том, что со мной случилось, о существовании за гранью, о Гарсии и Библиотекаре, даже не задумываясь о том, понимает она меня или нет.
Увы, вероятно даже в прошлой жизни я не был психологом, и понятия не имел, что не так у нее в голове. Меня это не интересовало — мне было важно открыть эту чертову дверь.
Иногда она начинала танцевать. Без музыки, просто сама по себе. Танец был монотонен и одинаков — и, ловя в зеркалах отражения маленькой фигурки, описывающей одинаковые круги и в одном и том же месте комнаты одинаково вскидывающей руки, я замирал от ужаса и отчаяния.
— Стоп, Дина. Остановись. Не кружиться, — однажды я все-таки не выдержал этой карусели. Странно, но она послушалась меня и остановилась.
С тех пор мы так и жили: я превратился для моей маленькой снежной принцессы в главного советника ее убогого дворца, стал для нее утраченным звеном между миром и сознанием. Я различал за нее, что в мире опасно, а что безвредно, иногда чувствуя себя безногой собакой, ведущей слепого хозяина. И этот хозяин, с моей помощью, собирал куски головоломки в одну сложную бесконечную картину.
Приоткрытая дверь заскрипела и подалась.
— Я договорилась. Он тебя примет без денег, проконсультирует.
— Ой, Оль, не знаю, что и сказать. Спасибо тебе огромное, конечно, но… она в последнее время так изменилась. Буквально за несколько месяцев! Больше не кричит, и кругами ходить перестала, и даже на меня смотрит иногда. Так странно… На днях мы по улице шли, и вдруг кошка бежит. Серенькая такая, помоечная. Динка остановилась — и вдруг пальцем показывает и говорит: «кошка». Представляешь? Полгода назад она эту кошку и не заметила бы! Я чуть сама с ума не сошла от радости!