Перед лицом зверя, в аду, в печи, отдавая все, что у тебя есть, отдавая себя, свое, отрешаясь от всего, что ты любил и любишь, ты подходишь к огнедышащему Океану. Кто близ Меня, тот близ огня...
Вера есть уверенность в невидимом и осуществление ожидаемого (Евр. 11, 1). "Что-то есть", - чаще всего говорят мечтательно о вере те, кто размышляет: а не войти ли им в христианство? Что-то у кого-то было. Кто-то что-то знает. Не уверенность в невидимом. А предположение о возможности невидимого. Сны и черные кошки, вертящиеся блюдца и прочие чудеса. Сколько пройдет времени, пока ум, сознание (не душа, душа это знает), обретет уверенность и невидимом.
Уже в первые дни в тюремном аду я начала с особым упорством "выпрашивать Царство". Я уже писала об этом. До тюрьмы у меня не было такой дерзости. Я старалась приблизиться к христианству, к православию, я хотела научиться идти путем, заповеданным нам, православным, Отцами Церкви. О, как темна, как неразумна была моя душа!
"Это нам не по зубам!" - говорил мой духовник, узнав, что я читаю Отцов Церкви. "Сейчас не время преподобных", - говорил мне другой священник, тоже называвшийся моим духовником. "Отцы устарели", - говорил третий, узнав о моем интересе к "Добротолюбию".
Православие устарело. Христианство исчезло. Нам христианство не по зубам.
Теперь я вижу странную, но прочную связь между теми, кто должен жить православием, однако считает, что в настоящий "момент истории" нам не до православия, и теми, кто на деле истребляет православие, уничтожая записанное в книгах Предание, уничтожая Книги, уничто-жая "Надежду", целью которой была проповедь православия. Какая странная связь между ненавидящими Бога и теми, кто считает себя служителями Его!
"Это гордыня, прелесть, это - тщеславие", - шептали вокруг. "Зачем Отцы?!", "Все это устарело", "Мы спасаемся другим - скорбями".
Я думаю, что ни один из тех священников, а они, конечно же, выражали не собственное мнение, они выражали церковное сознание нашего времени, столь определенно заявившие, что нам, православным, православие сегодня "не по зубам", - не знал, что такое православие. Не знали и знать не хотели. По-видимому, их устраивало другое христианство. Однако же путь святых Отцов нашей Церкви и то христианство, суть которого они раскрывают в своих творениях, свидетельствуют о том, что это никому не под силу без благодати Св. Духа. Но благодать, свидетельствуют Отцы, неизменно сопутствует тем, кто настойчиво ищет ее. Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него (Лк. 11, 13). Но как же просить Духа Святаго и получить Его, если ты не хочешь идти путем, заповеданным Церковью, считая, что он тебе "не по зубам"?!
"Тщеславие", - говорят священники. "Тщеславие", - говорят те, кто называет себя христианами. Другое время, другое христианство. Без преподобных.
"Дай мне Царство!" - кричу я в тюрьме, позабыв, что мне говорили мои духовники. У меня нет другого пути, у меня нет другого христианства. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам (Мф. 6, 33). Тщеславие. И следователь меня в том же подозревает.
Они правы. Я не спорю. "Дай мне Царство! - кричу я. - Дай мне веру как осуществление ожидаемого! Я хуже всех, я хуже тех, кто осуждает меня, они даже не знают, только Ты знаешь, как я ничтожна и как я мерзка перед Тобой, но дай мне Твое Царство!"
И снова я должна спросить себя: зачем я пишу это? Я борюсь за христианство. "Против кого?" - спросишь ты меня. Против лжехристианства, не побоюсь ответить я тебе, - оно торжествует сегодня в мире, оно может восторжествовать во мне и в тебе. "Тщеславие", - скажет мой следователь и мой обвинитель. Пусть говорит.
Я ищу христианства, я выпрашиваю его у Бога. Уверенность в невидимом начало. Это еще не вера, начало веры. "Конечно, что-то есть". Моя соседка по нарам, узнав, что я верующая, шепчет: "У меня есть молитва: помяни, Господи, царя Давида и его бабушку Степаниду".
Я переписываю для тех, кто просит, молитвы и псалмы, несмотря на то что начальник тюрьмы, узнав об этом, угрожает мне. "Что-то есть", - говорят те, кто просит переписать молитвы. Чаще всего они не понимают, о чем говорят слова молитв, но сам факт молитвы, сама бумага с переписанным псалмом - сакральна.
Душа жаждет христианства. Она хочет подойти к Океану Света и Любви, но скована кандалами. "Я тебе покажу, - говорит мне начальник пересыльной тюрьмы, - у нас Церковь отделена от государства!" Значит, пусть убивают, воруют, грабят, пусть извергают черную матерную брань, лишь бы не молились.
"У нас попы разрешены", - говорят мне те, кто не хочет молитв. Может быть, они не верят "разрешенным попам"? Разрешенные попы не ходят в тюрьмы и лагеря. Это нам не по зубам...
Я выпрашиваю веру. Уже не только уверенность и невидимом, Бог уверил меня в этом. Я выпрашиваю возможность взойти на следующую ступень лестницы веры, может быть, она даст мне возможность приблизиться к Океану Света Я выпрашиваю осуществление ожидаемо-го. Но рано, рано просить осуществления Царства. Оно внутри вас, - говорит Господь. Но нужно пройти через плен.
Скажи мне, почему Господь так настойчиво требовал от своего народа, чтобы он шел в вавилонский плен? Он требовал смиренно принять наказание. Он угрожал смертью тем, кто не пойдет в плен, и обещал жизнь тем, кто послушает Его повеления. С раннего утра увещевал пророк Иеремия преступный, грешный, жестоковыйный народ, призывая идти в плен к Навуходоносору.
Понять это невозможно, принять необходимо. Ибо только Я знаю намерение, какое имею о вас, говорит Господь, намерение во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду (Иер. 29, 11). Чтобы обрести будущность и надежду, надо идти в рабство? Только рабы знают истинную цену свободы.
Это происходило и происходит в истории и вне ее. В истории и в метаистории, "поверх" истории. Моя душа, конечно же, знает вавилонский плен, как знает его твоя душа. Плен выстраивает отношение к плену. Раб свободен в Господе, - говорит Апостол. Или не свободен. Плен - это "сито", через которое должны быть просеяны души, пшеница Господня, ее встряхивает в сите сатана. Сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, - говорит Господь Симону, - но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя" (Лк. 22, 31-32).
Три отрока в Вавилонской печи остались свободными, будучи опаляемы нестерпимым огнем. Они не стали бы столь свободными, если бы не узнали огонь Вавилонской печи. Значит, плен - это милость?
Путь к свободе лежит через тюрьму, - сказал один из узников совести, скончавшийся в лагере. Он сказал это на суде. Учини, Господи, душу раба Твоего Алексия в селениях покоя...
Путь к свободе лежит через рабство. Или нет. Это - выбор. И чем пышнее будет расцветать и развиваться новое христианство, которое сегодня увлекает людей, не только в нашем Отечестве, но и во всем мире, тем жарче будет огонь в печи для тех, кому Господь по Своей великой милости позволит войти в эту печь, в этот плен к огню, чтоб сожжена была рабская привязанность к себе и ко всему, что дает этот мир для утверждения себя и своего.
Лжехристианство - отнюдь не новое явление в жизни этого мира. Оно утверждалось, питаясь ересями, распрями, всяческими расколами, схизмами. Лжехристианство началось вместе с христианством. И восстанут лжехристы и прельстят многих, - предупреждает Господь (Мф. 24, 24). И многие последуют их разврату (надо полагать, "мысленному разврату" лжеучителей от христианства), и через них путь истины будет в поношении. Это написано на заре христианства (II Пет. 2, 2).
Сегодняшняя форма псевдохристианства характерна очевидным отступлением от евангельского откровения о христианстве и Церкви, так же как и прочие, известные в истории христианства типы поношения истины. Это некая ревизия Евангелия, приспособление его к моменту истории, измена кардинальным основам евангельской жизни путем подмены их.
Понятно, что приспособление псевдохристианства к "моменту истории" в жизни того или иного общества формирует определенный тип сознания.
Сознания, позволяющего для себя сделать "поправки" к Евангелию, выбирая из него то, что кажется выполнимым для данного периода в жизни общества. В самом этом акте приспосо-бления, компромисса ради "выживания христианства" уже посеяно дьяволом семя смерти. Это поношение евангельской истины. Евангелие открывает непоколебимую целостность христианства, христианское сознание в его евангельском смысле не может опустить ни одну йоту из Закона, данного Богом для спасения души. Этот максимализм есть проявление Божественной любви к падшему человеку. Измена единой йоте грозит духовной смертью.