Как случается это чудо пробуждения, как возникает это драгоценное самосознание, - мы не знаем. Но святые свидетельствуют о своем опыте познания Бога и сотворенного Им мира, свидетельствуют о том, что зло имеет предел. "Так как порок не простирается в беспредель-ность, но ограничен необходимыми пределами, - говорит св. Григорий Нисский, - по сему самому за пределами зла следует преемство добра". Комментируя эти строки св. Григория, русский богослов протоиерей Г.Флоровский утверждает, что св. Григорий говорит об исчерпы-вающей полноте грядущего восстановления, о том, что только для стремления к добру есть бесконечная среда, делающая возможным "бесконечное движение". "Эта 'бесконечность' есть свойство добра, - утверждает св. Григорий, - у него нет предела..."
Вероятно, поэтому св. Григорий Нисский уверен в том, что "свобода есть необходимое условие добродетели".
Да, так оно и есть. И только духовная свобода открывает возможность к различению добра и зла. И к отвержению зла. В этом, я думаю, и есть смысл нашей свободы. Если мы не распоря-димся ею, как того требуют от нас наша совесть, честь и разум, мы окажемся вновь в плену, еще худшем, потому что во вчерашнем плену мы родились, а завтрашний плен станет плодом нашей "великой депрессии", связанной с нашей "великой безответственностью" перед собой, перед Богом, перед нашими детьми.
Свобода отворила нам двери не только для духовного и нравственного самосознания, она открыла путь не только влиянию Света Истины, которого мы так долго опасались из-за того, что Истина была запрещена в "империи лжи", она открыла путь для беспощадного влияния тьмы на нас и наших правителей, она обнажила страшные и трагические для личности болезни духа: тяготение к преступности, созревшей там, в Стране Советов, жестокости, жажде уничтожения себе подобных, побуждения к войне всех со всеми, которая становится способом существования.
"В русском переживании истории, - пишет протоиерей Г.Флоровский (в книге "Пути русского богословия"), - выпадает категория ответственности. И это при всей исторической чувствительности, восприимчивости, наблюдательности... В истории русской мысли с особенной резкостью сказывается эта безответственность народного духа. И в ней завязка русской трагедии культуры... Это христианская трагедия, не эллинская античная. Трагедия вольного греха, трагедия ослепшей свободы - не трагедия ослепшего рока или мистической неверности и непостоянства. Это трагедия духовного рабства и одержимости... Потому разряжается она в страшном и неистовом приступе красного безумства, богоборчества, богоотступничества и отпадения... Потому и вырваться из этого преисподнего смерча страстей можно только в покаянном бдении, в возвращении, собирании и трезвении души... Путь исхода лежит не через культуру и общественность, но через аскезу, через 'внутреннюю пустыню' возвращающегося духа..."
Возвращение духа возможно только после отрезвления от тьмы и лжи. И обращения к духовным и нравственным началам бытия.
Через просвещение Светом Истины.
Под силу ли сегодня нам эта задача? После пережитого "красного безумства, богоборчества, богоотступничества и отпадения..."?
Революция и все, что совершалось в России, чтобы превратить ее в СССР, способствовали возвращению языческого сознания. Был создан новый "религиозный сплав", сплав политики и религии, почти неуловимое сходство двух идеологий: политической и религиозной. Культ вождей, партии и созданных ею институтов, культ "чекизма", отличников и пограничников, героев труда, стахановцев и многое другое интенсивно способствовали ренессансу язычества как советской религии, установившей надолго свои "религиозные ценности".
Русская история характерна, как было сказано священником Г.Флоровским, "безответствен-ностью русского духа", но безответственность есть зло, а значит, имеет свой предел, и за ним, как мы знаем, следует "преемство добра". И потому во всех анализах вчерашнего и завтрашнего нашего бытия мы должны прежде всего учитывать бытие Бога, не только сотворившего этот мир, но и присутствующего в каждом миге нашей истории.
В статье "Русскому народу необходимо духовное обновление" И.А.Ильин писал: "Мало отвергнуть мерзость коммунизма и удручающую, разлагающе-разорительную глупость социализма: надо обосновать и утвердить частную собственность... Мало вскрыть и доказать тот всенародный самообман, который обычно осуществляется в демократии: надо найти тот здравый исход, который не грозил бы государству ни тиранией, ни тоталитарным строем, ни разложением, идущим от "партийной демократии"... И пусть не говорят нам, что наши предло-жения фантастичны, утопичны или неосуществимы! Пусть сами ищут, находят и предлагают свое, не "свое", скомпрометированное и губительное, а свое - новое, творческое, жизненно верное. Конечно, легче всего настаивать на провалившейся выдумке: и думать не надо, и творчества не требуется; остается только твердить свое... или просто пачкать противника и... валиться в пропасть. Но мы не желаем и не смеем этого: перед нами великая Россия, ее погибель или возрождение.
Итак, что же мы предлагаем и что мы будем пожизненно отстаивать?
Прежде всего мы не верим и не поверим ни в какую "внешнюю реформу", которая могла бы спасти нас сама по себе, независимо от внутреннего, душевно-духовного изменения человека. Нет такой "избирательной системы", нет такого государственного устройства, нет такого церковного строя, нет такого школьного порядка, которые обещали бы человечеству, в частности в особенности России, обновление и возрождение, независимо от того, что будет созерцать его воображение и каков будет внутренний уклад его мысли и настроений и каковы будут дела его жизни...
Невозможно, чтобы дрянные люди со злою волею обновили и усовершенствовали общест-венную жизнь. Жадный пустит в ход все средства; продажный все продаст; человек, в коем Бога нет, превратит всю жизнь в тайное и явное преступление. Внешнее само по себе не обеспечивает человеку ни духовности, ни духовного спасения; никакой государственный строй не сообщит человеку ни любви, ни доброты, ни чувства ответственности, ни честности, ни благородства. Истинное обновление идет не от внешнего внутрь, не от формы к содержанию, не от видимости к существу, а обратно. И странно, даже страшно доказывать это через 2000 лет после Рождества Христова; страшно потому, что люди, по-видимому, прошли мимо Христианства; страшно потому, что мы не видим, чем и как восстановить и утвердить непринятое откровение.
Все великое и священное идет изнутри - от сердечного созерцания; из глубины - от постигающей и приемлющей любви; из таинственной духовности инстинкта; от воспламенив-шейся воли; от узревшего разума; от очистившегося воображения. Если внутри смутно, нечисто, злобно, жадно, скверно, то не поможет никакая внешняя форма, никакой запрет, никакая угроза, никакое "избирательное право", особенно всеобщее, равное и прямое".
Эти строки писались в эмиграции. Там, в чужих странах, отделенных от России "железным занавесом", никому не нужно было все то, что писали русские философы, мыслители, богосло-вы, писатели и поэты, ожидающие чуда спасения России. Они писали для нас, надеясь, что придет время, и мы, может быть, услышим и внемлем их советам.
Им, конечно же, трудно было себе представить, так же как узникам ГУЛАГа, что, когда падет коммунистическая власть, буквально через год возникнет сначала коммунистическая, затем красно-коричневая оппозиция слабой, неумелой российской демократии, ставшей уязвимой с самого ее рождения именно потому, что ее ряды тут же "наперегонки" начали заполняться вчерашними коммунистами. Демократия в том виде, в каком она создавалась и формировалась, оказалась обреченной. Организаторы и "прорабы" демократии, сразу же возникшей после тоталитаризма, не знали, какой должна быть российская демократия, не знали, потому что у них не было для этой новой демократии ни концепции политической и социальной, ни концепции правовой и этической. А прежде всего потому, что демократия является не только политическим режимом и новым типом взаимоотношений между властью и народом, избирающим власть для себя.