Они начали есть, когда мясо слегка подрумянилось. Они глотали куски, почти не разжевывая. Крупные волокна пружинили на зубах, как резина.
— Добже! — сказал Ян. — Чувствуешь себя человеком.
— Ты очень много ешь, — сказал Станислав. — Не надо есть много, иначе день будет ленивым. Есть надо так, чтобы желудок не стал тяжелым, чтобы оставалось немного голода.
— К черту! — отозвался Ян. — Жрать — так жрать до упора. Я привык так.
Насытившись, они сходили к колодцу, напились, ополоснули руки и лица.
Станислав оторвал от рубашки лоскут и завязал в него остатки конины.
— Идем, — сказал Станислав. — Нельзя оставаться долго на месте, где была смерть.
После еды шаг стал легче.
Примерно через час они вышли к реке.
— Это Нида, — сказал Ян, всматриваясь из кустов в противоположный берег. — Если бы мы смогли перебраться туда…
Станислав прикинул расстояние.
До деревьев, спускавшихся к воде на той стороне, свободно могла долететь стрела охотничьего лука. Шагов триста. Судя по медленному течению и по водоворотам, здесь было довольно глубоко. Такую реку Станиславу ничего не стоило переплыть.
У себя на родине он свободно переплывал порожистый Лиард. Но поляк… Долго ли удержится он на воде?
Станислав смотрел на текучую воду. Как не похожа эта река на чистые ручьи Толанди, куда в полдень приходили на водопой вапити и розовая форель высоко выпрыгивала из воды в погоне за мухами! Нида, подобно лесу вокруг, жила как бы в полусне. Все реки, какие он видел в Польше, такие. Некоторые умирали навсегда, приняв в свои воды грязь больших городов, некоторые, лишенные естественной одежды — лесов, засыпали, утратив прозрачность струй. Природа в землях белых людей была оглушена тем, что называлось цивилизацией. Природу травили дымом, терзали пилами и топорами, животные, напуганные выстрелами ружей, уходили из этих мест и больше не возвращались к своим гнездам и норам. Леса стояли безмолвные и печальные. Но даже разграбляемая человеком, природа оставалась величественной и благородной. Умирая, она продолжала дарить своим палачам чудесные краски осени, великую тишину и скудеющие остатки тех богатств, которые у нее еще сохранились.
На один коротенький миг перед глазами Станислава вспыхнула совершенно иная картина: голубое небо, отразившееся в невесомой прозрачности озера Большого Медведя, будто сошедшее на землю; высокие берега, изрезанные фиордами, красные колонны сосен; лось, вскинувший тяжелую корону рогов; упавшее в воду дерево, на толстой ветке которого прихорашивалась синяя сойка. С морды лося падали хрустальные капли, влажные ноздри раздувались, глаза тревожно блестели…
Память принесла запах хвои, вкус свежей рыбы из озерных заводей, холодок утренней земли под ногами. Сжалось, замерло сердце.
Он тряхнул головой, прогоняя прошлое.
Картина распалась.
Чужая река Нида текла перед ним, и нужно было попасть на тот берег.
— Ты хорошо плаваешь? — спросил он поляка.
— Как сказать… — замялся поляк.
И тут совсем рядом с треском разорвался воздух, залаяли собаки, закричали какие-то люди, и все это покрыл звонкий удар, от которого вздрогнула земля.
— Ложись! — крикнул Ян. — Это они!
Станислав метнулся назад, в подлесок, упал на землю и замер, затаился, сдержав дыханье. Ян упал рядом, зарывшись лицом в траву и охватив голову руками, словно закрывая ее от удара.
Автоматная очередь остригла верхушки кустов над ними. Откуда-то справа громко дудукнул пулемет. Пули с фырканьем просекали листву, с чмоканьем ударяли в стволы деревьев. Казалось, выстрелы гремели со всех сторон. Огонь был частым и суетливым.
«Значит, они все-таки нашли нас, — подумал Станислав, теснее вжимаясь в землю. — А у нас нет ничего, даже хороших ножей… «
Пронеслась мысль о бесполезности жизни. Что он успел сделать на земле? Два Больших Солнца назад его посвятили в воины. Потом Европа. Знакомство с языком. И едва он начал понимать жизнь белых и привыкать к ней, как началась война.
Сколько молодых воинов шауни погибло вот так, как погибнет сегодня он, не успев убить ни одного настоящего врага…
Станислав врыл пальцы в землю. Нет! Он не умрет. Он не может умереть. Он еще не выполнил заветов отца — защитить мать, отомстить тем, кто принес ей страдание, снова стать свободным человеком и возвратиться на землю своих предков.
Затрещали кусты, и прямо на Станислава и Яна выбежал шваб с автоматом в руках. Он остановился, прижал автомат к бедру, дал очередь в кусты позади себя, снова повернулся и побежал, не заметив лежащих в подлеске людей.
И тогда Станислав понял, что выстрелы предназначены не для них, что швабы дерутся с кем-то другим, и тех других больше, и они прижимают швабов к берегу Ниды.
Заглушив выстрелы, пронзительно вскрикнула собака. Предсмертный вопль пронесся над рекой и оборвался, словно обрезанный. Еще несколько раз коротко ударил пулемет, и все смолкло.
— Томаш, добей вон того, за деревом! — крикнула из-за кустов.
Щелкнул выстрел, похожий на треск сучка.
— Хлопаки, соберите оружие, чтобы не осталось ни одного патрона!
— Сделаем, пан командир!
Ян поднялся на колени и повернул бледное лицо к Станиславу:
— Стась, это свои! Наши!
ЛЕНЬКА
Они стояли посреди низкой землянки, тускло освещенной фонарем «летучая мышь». Керосин был плохой, с какими-то примесями, и фонарь время от времени начинал коптить. Тогда человек, сидящий за столом, вполголоса произносил короткое непонятное слово и привертывал фитиль. В землянке, и без того мрачной, становилось еще темнее.
У стен, кое-как обшитых досками, на патронных ящиках, на опрокинутых ведрах и деревянных чурбаках сидели бойцы отряда. Красные искорки цигарок вспыхивали в полутьме. От резкого махорочного дыма першило в горле.
Люди, набившиеся в землянку, скорее напоминали заключенных из эшелона смерти, чем бойцов отряда Сопротивления. Бледные лица, разношерстная одежда. На некоторых были демисезонные пальто или плащи гражданского покроя. Некоторые носили спортивные куртки и крестьянские капелюши. На трех или четырех — солдатские френчи регулярной польской армии, давно потерявшие свой цвет.
Но все без исключения хорошо вооружены. На коленях у них поблескивали трофейные карабины или шмайсеры, а у двоих Ян заметил в руках английские пистолет-пулеметы.
Из всех бойцов один только командир похож на военного, вероятно из-за того, что на плечи его накинута потертая армейская шинель, а на ногах лоснились добротные яловые сапоги. Командир сидел за столом, сооруженным из ящиков и досок, и задавал короткие, быстрые вопросы. Он говорил с сильным акцентом, и иногда трудно было понять, что он спрашивает. Ян никак не мог сообразить, какой он национальности.
Станислав не отвечал на вопросы. Он стоял рядом с Яном и только изредка вставлял несколько слов. Он еще не настолько хорошо знал язык, чтобы отвечать быстро и точно.
— Как вы попали в леса?
— За згодом пана… 5 Мы бежали из того эшелона, который шел на юг.
— В каком месте это было?
Ян провел ладонью по лбу.
— Я плохо знаю эти места, пан. То было за путевым постом. Километров десять — пятнадцать…
— Как вам удалось выбраться из вагона?
— То был товарный вагон, пан. Теплушка. Мы вынули несколько досок из пола.
— Сколько человек бежало из эшелона?
— Было еще двое, которые прыгали за нами. Их застрелили охранники. Может, еще были… Не знаю.
Командир достал из кармана черный матерчатый кисет и газету, сложенную книжечкой. Оторвал листок. Одним движением пальцев скрутил цигарку. Поднял стекло фонаря и прикурил от коптящего язычка пламени.
— Как тебя зовут?
— Ян Косовский.
— Вы ночевали в лесу?