— Ф-ф-у, — вздохнул участковый, — загоняли, муркины дети!
— Но откуда же все-таки кошка? — спросил Сережа. Он все еще сидел на полу.
— Я, кажется, догадался, — сказал Виктор, — все это устроил Дракон. Кошку он привез с Земли…
— С Земли? Таких размеров? Это что, новое достижение мастеров декоративного животноводства?
— Да нет, кошка самая обычная, и дело не в ней, а в корабле Дракона. Помнишь, он говорил, что у его «Посудины» двенадцать степеней свободы? Ну, так вот, — Виктор принялся расхаживать из угла в угол, как на лекции, — обычное незакрепленное материально тело имеет шесть степеней свободы, куда входит движение по трем координатам и вращение вокруг трех осей. Дракон сознался, что пользуется еще одной координатой — временем. Логично предположить, что этот прохвост освоил и другие степени свободы, и среди них — изменение физических размеров. Вчера он, вероятно, обнаружил наш корабль, когда мы приближались к Серпенте, засек точку посадки, а затем, увеличив размеры своего корабля и всего, что в нем находилось, раз в триста, выпустил кошку и спокойно улетел.
— А! Так это все-таки он хохотал, змей! — сказал Федор Мелентьевич и, вынув из сумки блокнот, стал что-то быстро в нем писать…
01.02.08. Слава богу, с юрским периодом покончено. Адская работа. Нужно представить себе каждое растение, каждого жучка, и не просто представить, а расположить в стереообъеме, создать правдоподобный пейзаж. Причем, просто выйти с мыслепроектором в лес и записать то, что видишь, нельзя, все должно быть юрское, без обмана.
Однако, впереди тоже нелегкий труд. Для эпизода на Забургусе понадобится обстановка средневековья, и тут уж одними картинами природы не отделаешься. Нужна историческая правда, а с ней у меня как раз неважно. Еще в процессе работы над «Робинзоном» Стенкер-Горохов не раз выговаривал мне: «Женя, зачем ты суешься в искусство? Ведь ты — талантливый инженер, плоди своих роботов, и поимеешь славу и почет! Ну, по крайней мере, обещай не делать больше исторических эпизодов! Ей-богу, это не твое направление, ты все время скатываешься на какую-то отсебятину! Классиков не читаешь, не знаешь ни нравов, ни обычаев, ни языка. Если, к примеру, я назову тебя графоманом, ты ведь не догадаешься, оскорбление это или комплимент, верно?»
Я соглашался со Стенкером. С редактором лучше соглашаться — гордые, вон, свои фильмы дома женам показывают, больше о них никто не знает. А мне не жалко, графоман, так графоман. И напрасно Стенкер важничает, читал я про них — было в прошлом веке такое литературное направление…
…Уже совсем рассвело, когда Федор Мелентьевич, Виктор и Сережа выбрались на дорогу. Они направились к видневшемуся вдали на холме городу, обнесенному высокой стеной. Несмотря на ранний час в полях работали крестьяне, но дорога была еще пуста.
У закрытых городских ворот, поеживаясь от утреннего холодка, прогуливались четверо стражников.
— Извините, молодые люди, — обратился к ним Федор Мелентьевич, — как бы нам попасть в город?
Никто из стражников даже не повернул головы в его сторону.
— Я говорю, ворота нам откройте, пожалуйста! — произнес Земляника погромче.
Ближайший стражник снял с плеча алебарду и сказал:
— Ты вот что, дед, дуй-ка отсюда, пока по шее не получил.
Федор Мелентьевич очень удивился.
— Это как понимать? Вы это как разговариваете? А ну-ка, пропустите немедленно!
— Нудный старикан, — покачал головой другой стражник, — почеши ему железякой череп, чтоб стих.
Возмущенный Федор Мелентьевич хотел что-то ответить, но в этот момент ворота приоткрылись, и из них выехал богато одетый всадник.
— Простите, гражданин, можно вас на минутку? — обратился к нему участковый.
Вместо ответа всадник обернулся к стражникам и прокричал:
— Что это у вас за рвань у ворот шатается? Гнать в шею! — и пришпорив коня, ускакал.
Стражники, размахивая алебардами, двинулись на Землянику и его спутников. Пришлось отступить.
— Странно, — сказал Сережа, придирчиво осматривая свой комбинезон, — почему это он нас рванью назвал? По-моему, мы выглядим вполне прилично.
— Здесь, видите ли, дело не в одежде, — раздался голос из придорожных кустов, — графа Буланко ввела в заблуждение ваша речь.
Кусты раздвинулись, и на дорогу вышел пожилой человек в крестьянской одежде.
— Вы, я вижу, прибыли издалека, — продолжал он. — А у нас, нужно вам сказать, такие слова, как «извините», «простите», и «пожалуйста», прямо указывают на самое низкое происхождение.
— А какие же тогда — на высоте? — спросил Сережа.
— О! Дворянство изъясняется на совершенно другом языке. Порой мы и наши господа просто не понимаем друг друга. Детям из крестьянских семей насильно прививается та жалкая манера разговаривать, к которой прибегаю и я, спеша удовлетворить ваше любопытство. О том, как разговаривает знать, вы могли уже составить некоторое представление, общаясь со стражниками. Они старались выражаться благородно, хотя куда простому стражнику до настоящего дворянина!
— Интересно, — сказал Федор Мелентьевич, — и кто же устроил у вас такое благолепие?
— О! Говорят, автором проекта раздельно-принудительного образования является сам господин Дракон, наш милосердный диктатор!
— Простите, — сказал Виктор, — а давно ли Дракон стал вашим диктатором?
— Н-ну, если верить тому, что говорят предания, лет триста назад, — ответил крестьянин.
— И здесь обошел, змей! — Федор Мелентьевич в сердцах плюнул, — Виктор, как ты это понимаешь?
— Седьмая степень свободы, — уверенно ответил Лавуазье. — Он переместился на триста лет в прошлое, явился в страну и захватил власть. Наверняка, обманом.
— Нам нужно немедленно попасть в город! — сказал Земляника. — Из-за этого прохвоста остановился прогресс, на Забургусе уже давно должна была начаться промышленная революция! Ваш долг, товарищ земледелец, нам помочь. Не знаете ли вы какого-нибудь способа перелезть через эту проклятую стену?
Крестьянин кивнул.
— Способ есть. На вашем месте я оставил бы попытки войти в город через главные ворота, а попытал бы счастье в другом месте. Идите вдоль стены на запад. В ней есть еще масса дверей и калиточек. Правда, они тоже охраняются, но если вы будете держаться с подлинным достоинством, то наверняка сможете попасть внутрь.
Земляника и его спутники поблагодарили образованного крестьянина и отправились в путь. Вскоре им действительно попалась обитая железом калитка. В небольшом квадратном окне над ней виднелась сонная сытая физиономия юноши в щегольском бархатном берете.
— Эй, парень, — позвал его Федор Мелентьевич, — открой-ка нам калитку, по… — он кашлянул, — побыстрей.
Парень с трудом размежил веки и бесцветным голосом произнес:
— Ковыляй по холодку…
Участковый хотел было сказать что-то еще, но тут вперед выступил Сережа.
— Эй, ты, толстомордый, — сказал он, — железякой в череп захотел? А ну, мухой сюда!
Парень сейчас же привстал и с поклоном вежливо ответил:
— Что ж ты молчал-то, дурик? Так бы сразу и сказал, что дворянин, на морде-то не написано! А это кто с тобой?
Сережа оглянулся на Землянику и Лавузье.
— Это оруженосцы. Ты давай, шевелись там. Физиономия исчезла, и изнутри донеслось: «Ну, чего хлебала раззявили? Шустро пропустить благородного господина!» Двое стражников, тоже сонных, выскочили из караульного помещения и, открыв калитку, поклонились Сереже. Путешественники с подлинным достоинством вступили на территорию драконовой столицы.
Упитанный юноша в бархатном берете, очарованный манерами Сережи, вышел ему навстречу, отрекомендовался баронетом бом Пиргорой и все в тех же изысканных выражениях, от которых Виктор кисло морщился, а Земляника только качал головой, пригласил маркиза Щекина (Сереже тоже пришлось представиться) в дом своего отца с тем, чтобы представить его сестре («С сеструхой познакомлю. Дура-дурой, но при дворе на должности, тебе не мешает с ней потолковать»). Сережа согласился, и они чинно направились к центру города, раскланиваясь со встречными дворянами и посылая их к чертовой бабушке. Следуя за баронетом, Сережа, Виктор и Федор Мелентьевич вошли в большой дом неподалеку от дворца Дракона. В красивом двухсветном зале их встретила сестра баронета, Луицилия бом Пиргорой.