Почему я привел этот пример? Мне кажется, что наши писатели, все мы должны проверять свое творческое отношение к этому делу с больших позиций нашей сегодняшней критики. Мы в последнее время начали исправлять свои ошибки, перестраиваться. Этому помогла также учеба у наших классиков. У Низами, например, есть прекрасные традиции, хотя у него и есть некоторые наивности: один герой у него назван "добром", а другой "злом", и они идут рядом. Вначале хитрость побеждает зло...
Значит, я сделал еще другой вывод, что в вопросе учебы у наших древних классиков мы должны совершить перелом в том смысле, что надо брать у них самое близкое, чтобы помочь в деле создания нашей социалистической литературы. Это я связываю со вторым пунктом моего выступления.
Но я хочу немножко полемизировать с товарищем Твардовским по одной нотке в его выступлении. Я это должен сказать потому, что он наш большой поэт, мы его любим сильно, и я не хочу, чтобы он в своей будущей работе допустил такую большую ошибку, как в напечатании этого романа. Мне не понравилась та нотка в выступлении товарища Твардовского, что в романе, как он говорит, есть страницы хорошие и были страницы плохие, что в конечном счете эти плохие страницы заслонили эти хорошие страницы. Конечно, мы как литераторы должны говорить о хороших страницах, но в тех случаях, когда у нас нет принципиальной борьбы, борьбы идейного характера. Товарищ Твардовский! По-моему, там идет борьба не хороших страниц с плохими, а борьба мировоззрений. Вот есть марксистское понимание действительности, марксистско-ленинская философия и обветшалая идеалистическая буржуазная философия. Тут разногласия принципиальные...
В этой связи я хочу сказать о том, что у нас в союзной прессе появляются произведения о русской жизни, а наш Президиум не обобщает еще жизнь наших национальных литератур. Вот у нас в Азербайджане был один такой случай со мной, но, очевидно, в других республиках были тоже такие случаи.
Как член Президиума я хочу сказать, что мне кажется, что наш Президиум пока не стал по-настоящему творческим руководящим центром всеми литературами наших народов. И это во многом нам вредит. Например, на одном заседании нашего Президиума между мной и представителем Туркмении разгорелась драка по поводу эпоса "Деде-Коркуд". Я хотел доказать, что этот эпос принадлежит Азербайджану, а он говорит, что Туркменистану. И что получилось? Сейчас, не дай бог, и он от него отмахивается, и я. (Смех.)
У нас были даже такие явления, что мы говорили "давайте созовем совещание всесоюзного порядка, чтобы выяснить, какой эпос какому народу принадлежит. И это вместо того, чтобы начать с главного, чтобы разоблачать этот эпос как буржуазно-националистический *.
* Полное название эпоса - "Китаби Деде-Коркуд". В "Литературной энциклопедии" в статье "Азербайджанская литература" он назван выдающимся памятником древней письменной литературы и культуры - "не только азербайджанцев, но и туркмен и турок".
Александр Александрович Фадеев сказал, что мы должны изменить стиль работы. Это касается и национальных литератур. Я, например, не помню случая, чтобы на одном двухдневном заседании Президиума обсуждались бы больные вопросы или проблемные вопросы национальных литератур. А у нас такие вопросы имеются...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Слово имеет товарищ Николаева.
Тов. НИКОЛАЕВА:
Я не член редколлегии журнала "Новый мир", я говорю о романе Гроссмана потому, что разделяю его ошибки. Я была большой сторонницей романа. Даже после того, как была напечатана статья в "Правде", после того, как я прочла статью в "Коммунисте", - даже после этого я наполовину стояла на той же позиции, на которой стояла вначале. Мне не так легко было понять ошибки. Сейчас я совершенно ясно вижу свои ошибки. Мало того, я удивляюсь самой себе, как я могла их допустить. За это время я четыре раза перечитала роман Гроссмана и не могу понять саму себя *.
* Галина Николаева в те годы - автор романа "Жатва". Она принадлежала к числу горячих поклонников романа Гроссмана и говорила об этом часто, открыто и прямо.
Почему мне лично (да и не только для меня лично) важно сейчас пересмотреть эти идейные ошибки, допущенные по поводу такого большого романа? Мне кажется, что это важно для меня и всех нас потому, что мы переживаем сейчас время большой потери, в которой и труд, и бдительность, и сплоченность должны вдвойне усилиться. Поэтому вопрос об ошибках, о романе Гроссмана должен ставиться вдвойне остро.
Идейные ошибки Гроссмана, философские ошибки и неразрывно связанные с ними ошибки художественные, ошибки типизации совершенно для меня сейчас очевидны. Я не буду повторяться, потому что здесь очень подробно сказали об этом Александр Александрович и товарищ Твардовский, Я хочу только указать на одно обстоятельство. Сейчас я работаю над одной статьей и по ходу работы стала знакомиться с современной западной реакционной литературой, насколько это мне было нужно. И я вдруг увидела сходство, совершенно неуловимое, на мой взгляд, сходство романа Гроссмана с этой литературой. В чем сходство? Чем больше я знакомилась, тем более становились мне ясными эта пассивность героя, центры добра и зла, маленькие семейные отношения и так далее. Даже в аромате самого произведения я увидела это сходство.
Александр Александрович очень осторожно сказал о следах таланта в романе, и товарищ Твардовский сказал, что роман талантлив. Я не боюсь сказать, что роман очень талантлив. Но не талант, в конце концов, решает ценность произведения, его нужность, особенно в настоящее время.
Причем надо сказать, что талантливость и художественность произведения - не совсем одинаковые вещи. Мы можем видеть талантливые произведения западных писателей, но если такие писатели скатываются на реакционные позиции, они теряют художественность своих произведений, несмотря на отдельные хорошие страницы, которые у них имеются.
И на романе Василия Гроссмана можно показательно проследить, что никакой талант не спасет произведение при его идейных ошибках. Это наиболее показательный пример.
Корень всех этих ошибок частично в том, что мы недостаточно творчески осваиваем марксизм. В чем корень моих ошибок? Это прежде всего увлеченность формой, нетворческое отношение к марксизму. Я к оценке этого романа подходила не с позиций партийности.
И есть еще один важный момент в этих ошибках. У меня не было ощущения, что литература - это наше общее дело. Я подходила к этому даже с некоторым озорством, считая, что я - делаю хорошо, а "они" - как хотят! Я приехала из провинции, у меня не было еще достаточно опыта, и у меня было это ощущение: "я" и "они". Я как бы смотрела на литературу со стороны.
Я почему говорю об этих своих ошибках? Потому что это не только мне свойственно: я делаю свое дело, а все, что относится к литературе в целом, - не мое дело. Это безответственное, бесхозяйственное отношение к общему делу литературы. И неожиданно для себя и поняла вот что. То, о чем говорил Александр Александрович Фадеев, - совершенно правильно. И когда я стала перечитывать роман, я поняла, как много здесь неправильного. У меня было вкусовое, групповое, непартийное отношение к этому, может быть, то самое, о котором говорил Александр Александрович Фадеев, чтобы с помощью одного произведения разгромить другое. У нас был такой разговор в группе писателей, и когда меня спрашивали: кому ты завидуешь (в смысле хорошей писательской зависти) - Симонову или Гроссману, - я была неправа. Сейчас я поняла и увидела, что у Симонова дан дух настоящих, мужественных, оптимистических людей, и, когда я восхищалась Гроссманом, до меня не доходило, что прежде всего должно быть это в произведении писателя. А когда я это поняла, я говорила, что завидую Симонову, а не Гроссману, когда меня об этом спрашивали. Я говорю, вот то, что я хотела бы вложить в свой новый роман, - это мужество, оптимизм, это бесстрашный советский дух, который мне дорог в романе Симонова.
Дальше, когда я думаю о линии поведения, то мне очень нравится линия поведения Бубеннова, то есть одна и та же линия действий, которую он доводил до конца. Мне кажется, это то, что нужно, это партийное поведение, которому мы должны все следовать.
Какой выход из ошибок я вижу? Есть такая точка зрения, что Союз советских писателей всегда будет иметь ошибки, потому что это слишком сложное дело. Я с этим не согласна. Будет такое время, когда не будет ошибок. Почему я так думаю? В русском человеке, в советском человеке есть какой-то огромный резерв внутренних сил. Вы знаете, что иногда вдруг простой человек выкладывает такое на-гора, что от него, казалось, трудно было ожидать. Нам сейчас очень трудно, у нас тяжелая рана, которая будет долго болеть, и сейчас пришел тот момент, чтобы выдавать на-гора все лучшее, что есть у нас. Мы это выложим, и, мне кажется, ошибок больше не будет, если, конечно, у нас будет такая линия, какую вел товарищ Бубеннов, то есть не на словах, а на деле надо доказывать, что ты прав.