Теперь, лежа на кровати и размышляя о пережитом дне, Партлоу задумывался о том, что, согласно плану, собирается высадить Джинджер в Шривпорте на углу Техас- и Эдвардс-Стрит — всего в нескольких кварталах от его собственного укрытия в отеле «Дикси-Гарден» на Коттон-Стрит. По-видимому, Джинджер совершенно не хотела, чтобы ее новый подельник знал, где она собирается остановиться, но он подумал, что будет забавно, если, пытаясь запутать его, она поселится в том же отеле. Задумавшись о своей недолгой прежней жизни в Шривпорте, Партлоу утвердился в мысли, что никогда не встречал там Джинджер ЛаФранс… если только не предположить, что она скрывалась, нося парик и наряжаясь женой фермера — такую вероятность тоже нельзя было сбрасывать со счетов...
Где-то за окном раздалось совиное уханье, и этот одинокий, но навязчивый звук — как и всегда — заставил Джона Партлоу ощутить некое родство с ночными охотниками. Они выслеживали свою добычу во тьме, которая принадлежала им. Для них это было не время сна и отдыха — для них это было время нужды и необходимости, а Джон Партлоу слишком хорошо знал, каково это.
Его мысли прервал тихий стук в дверь. Тук-тук. Тук-тук. А затем послышался женский голос, звучавший едва ли громче шепота:
— Открой.
Перед тем, как лечь и закурить, Партлоу этим вечером отчего-то предпочел снять только рубашку и ботинки, поэтому, можно сказать, что сейчас он был одет и готов к встрече с нежданной гостьей. Встав, он подошел к двери, но на пару секунд замешкался, прежде чем щелкнуть задвижкой. Наконец, он решился открыть ей и вгляделся в ее лицо, на котором отражались блики от потолочного светильника-полусферы из красного стекла. Джинджер ЛаФранс выглядела усталой, глаза ее опухли — будто она тоже гонялась за неуловимым демоном по имени Сон. Ее окрашенные в блонд волосы были ныне освобождены от крепкого рабства гребней и вольными локонами свисали на лоб до самых выщипанных бровей. На ней было лавандовое платье с красной атласной розой, вышитой чуть выше левой груди.
— Ты так и будешь там стоять? — спросила она все таким же тихим голосом, затем подняла правую руку, и в ней блеснула серебряная фляжка дражайшего мертвого дока.
Партлоу отступил, чтобы впустить гостью в номер, приметив, что в левой руке она держала свою сумочку. Ночная посетительница положила обе вещи на комод, после чего обернулась, молча прошла мимо Партлоу прямо к двери и крепко ее заперла. Лишь после всех этих манипуляций она взглянула на него, как кошка на мышь, которую вдобавок еще и искупали в ванной с кошачьей мятой.
— Не можешь уснуть? — спросил он.
— Черт побери, как здесь накурено! — вместо ответа фыркнула она. — Воняет как в аду.
— Мне нужно было покурить.
— А выпить тебе не нужно? Там осталось еще несколько глотков.
Он кивнул.
— Конечно, я хочу выпить.
— Правильно, Золотко. Только дурак отказывается от выпивки, — загадочно улыбнулась Джинджер, и, взяв фляжку, отвинтила крышку. Партлоу точно знал, зачем она пришла в его комнату и чего именно хотела. Это был механизм, который не нуждался в каком-то особенном представлении как таковом, потому что — хотя у него в голове и звучало эхо убийственного выстрела — его тело оставалось глухим к звукам прошлого. Рядом с женщиной, предлагающей ему себя, ничего больше не имело значения: ни ее немного потрепанный вид, ни, тем более, смерть какого-то одряхлевшего и выжившего из ума мошенника.
Он взял фляжку из ее руки и выпил. Она потянулась к нему, накрывая его руку своей, после чего забрала фляжку, сделала глоток и, заглянув ему в глаза, криво улыбнулась.
— Что у тебя на уме? — спросила она.
Он пожал плечами. Ему казалось, что она и так знала ответ, но не собирался сдаваться без небольшого игривого танца.
— Просто мысли, — сказал он.
— Наверно, мысли о том, что мы зря теряем время, — догадалась она.
И тут она набросилась на него. Не как кошка на мышь — скорее, как приливная волна, накатившая на незащищенный берег. Почти задохнувшись от ее натиска, Партлоу подумал, что, обладай она способностью проникать под кожу и добираться до сердца, вен и артерий, она не преминула бы это сделать. У него ушло несколько секунд на то, чтобы приспособиться к ее жару, страсти и энергии, а тем временем ее руки блуждали по его телу, и она жадно впивалась ему в губы горячими поцелуями, их языки переплетались, словно в страстном танце. Теперь приливная волна, с которой Партлоу изначально сравнил ее, напоминала ему, скорее, лаву, чем воду. Эта лава заполнила его и понесла их обоих на кровать, где они начали спешно наполовину снимать, наполовину срывать и сбрасывать с себя одежду. Хищная и настойчивая — эта женщина казалась ему повелительницей вихрей.
Пружины кровати, казалось, были готовы распевать Кэба Кэллоуэя[15] — так громко они скрипели под их телами. Партлоу казалось, что этот звук вот-вот разбудит чету Невинсов, а вместе с ними и весь спящий Стоунфилд. Наверное, и пресловутого Самуэля Петри Бланкеншипа поднимет из его вечной могилы.
Джинджер продолжала жадно впиваться в него поцелуями, в которых не было и намека на нежность. Казалось, все ее тело охватило пламя: аромат опаленных роз, исходивший от нее, теперь стал, скорее, напоминать едкий запах костра. Все, что мог сделать Партлоу, это держаться из последних сил и не допустить, чтобы их авантюра закончилась преждевременным взрывом.
Внезапно, в разгар переплетения их тел и объятий, Джинджер оторвалась от него и зашептала, запыхавшись:
— Подожди… подожди…
Она вдруг слезла с него, бросилась к своей сумке, лежащей на комоде, и достала из нее свой уродливый маленький револьвер .38 калибра.
Партлоу застыл, неотрывно наблюдая, как Джинджер доставала из своей сумочки коробку с патронами. Она взяла одну пулю, вставила ее в барабан, крутанула его и защелкнула. Затем она вернулась в постель почти вприпрыжку, ее лицо блестело от пота, а глаза сверкали ненасытным желанием.
— Стой! — вскрикнул Партлоу, встрепенувшись. — Что ты…
— Возьми, — она сунула пистолет в его правую руку. — Давай же! Приложи его к моей голове и трахни меня!
— Что?
Оседлав его, она одной рукой схватила его за волосы, а другой взяла его правую кисть, всунула в нее револьвер и приставила его к своему виску.
— Я сказала, трахни меня! Ну же!
— Я… не могу…
— Положи палец на курок! Делай, что я говорю! Ну же! — прошептала женщина и, судя по ее голосу, она была близка к отчаянию.
К удивлению для самого себя, Партлоу повиновался, решив, что, если она сама поставит его палец на курок, то невольно заставит пистолет выстрелить — она ведь так отчаянно пыталась заставить его сделать это, что не замечала опасности и, не понимая, что творит, уже придавала его руке нужную форму для выстрела. Поняв, что он согласился, Джинджер приставила заряженный пистолет к своему левому виску и начала двигаться в такт вновь обуявшей ее страсти. Партлоу думал, что при таком развитии событий окажется ни на что не годен, но, как ни странно, его желание от этого жаркого безумия распалилось только сильнее. Осознание того, что он не просто трахается, но в то же время играет в сумасшедшую русскую рулетку… что он был внутри той, чья голова могла в любой момент быть снесена выстрелом из-за неосторожного движения пальца или даже непроизвольного сокращения мышц, сделало его член еще тверже. Чувство близости смерти внезапно обострило до предела все его ощущения. Никогда, никогда прежде Партлоу не испытывал ничего подобного! Самый необычный секс, которым он мог похвастаться до этого, случился у него с одной проституткой в борделе Хьюстона. И вся необычность заключалась лишь в том, что она заставила его вылизывать ее карамельку, в то время пока она сама высасывала его до оргазма. Но заряженный пистолет у головы и вероятность, что единственное содрогание пальца вгонит пулю в мозг… это было для него чем-то новым. Чем-то настолько возбуждающим, что он мог поклясться, что никогда не испытывал более сильного желания.