Высоко над плитой, за трубой вытяжки, у мамы висела связка больших перьев с крыла индейки, которой она порой стегала нас по ногам, когда мы слишком наглели. Мне обычно влетало за то, что я что-то делал не так или дрался со своей младшей сестрой Жозефиной, а это случалось частенько. Однажды мама бегала за мной с этим «крылом» по всему дому, потом сдалась и вернулась на кухню, а я продолжал носиться кругами, пока не понял, что за мной уже никто не гонится.
Мама всегда учила меня делать все максимально хорошо. Сама она ничего не делала вполсилы. Несомненно, она помогла мне стать тем, кто я есть. Она верила в меня и поддерживала всевозможными способами. Мама была самым самоотверженным человеком из всех, кого я знал. Ей все было по силам. Она всю жизнь обо всех заботилась, отдавая всю себя, и не ждала никакой благодарности в ответ. А ее изобретательность и находчивость я старался впитывать каждой клеточкой своего тела.
Маленькие жесты доброты, которые были присущи Рите Фицпатрик, — очень ценное качество характера. Я понял это в семь лет, во время наших ежегодных каникул в Траморе, когда мы поднялись на вершину большого холма, чтобы пойти в церковь. Вообще-то церковь меня совсем не интересовала, а вот кондитерская поблизости — очень даже. Она и сейчас у меня перед глазами. В витрине стояла машина для готовки пончиков. Жаренные в масле пончики нанизывались на длинные штыри и вращались, а сверху на них капала сахарная глазурь. Это был сладкий восторг! Я отчаянно нуждался в этом пончике! А маме очень хотелось пить. Денег нам хватало на что-то одно. Мама зашла в кондитерскую и вернулась оттуда с коричневым пакетом, потом села рядом со мной и достала огромный пончик. Она разломила его пополам, и потек джем. Протянув мне половину, мама сказала: «Держи, Ноэль! Сейчас мы с тобой и наедимся, и напьемся!» Мы сидели, смотрели на море, жевали пончик и улыбались.
В другой раз в Траморе я бегал по пляжу, с гордостью демонстрируя всем свое первое материальное приобретение — разноцветный надувной мяч. Я был в восторге. Вот сейчас я заведу новых друзей и мы будем весело играть! Неожиданно порыв ветра вырвал мяч из моих рук и унес в море. Моим мечтам о веселых дружеских играх вмиг пришел конец. Я упал на колени в песок и зарыдал. Мама подошла, положила руку мне на плечо и сказала: «Ноэль, ты только что совершил хорошее дело!» Я был озадачен. Что же хорошего в том, что теперь у меня нет ни мяча, ни друзей? Мама помолчала и добавила: «Разве это не прекрасно, Ноэль? Ты подарил свой мяч маленькому ребенку в Америке, которому он гораздо нужнее, чем тебе». «Точно! Так оно и будет! — подумал я. — Мой большой разноцветный мяч переплывет Атлантику, и какого-нибудь малыша на Стейтен-Айленд в Нью-Йорке осчастливит этот случайный акт доброты». Помню, что потом я несколько недель беспокоился о том, что мяч на что-нибудь наткнется, сдуется и так и не сможет пересечь океан.
Мама всегда умела извлечь максимум пользы из любой ситуации. Она невозмутимо переносила любые невзгоды. Несмотря на довольно тяжелую жизнь, Рита принимала все взлеты и падения спокойно, не теряя самообладания и чувства юмора. Она и по сей день обладает прекрасным чувством юмора и самой светлой улыбкой в мире. Даже теперь, когда она не может самостоятельно передвигаться и большую часть времени проводит в кресле или в постели, она остается душой всех наших совместных мероприятий, как это было всегда, и способна вызвать улыбку даже на самом угрюмом лице.
Несколько лет назад я позвонил ей, когда врач прописал ей таблетки от давления. Я спросил, все ли у нее в порядке. «О, прекрасно, все прекрасно! — ответила мама, а потом добавила: — Только вот кое-что меня все же смущает». Это прозвучало зловеще, и я уточнил, что она имеет в виду. Мама сказала, что прочитала инструкцию к таблеткам, где написано, что она может умереть. Я заверил ее, что это стандартная оговорка, которая есть практически во всех аннотациях к подобным лекарствам. Мама немного помолчала, а потом, выдержав паузу, достойную гениального комика, произнесла: «Вообще-то там есть и кое-что похуже». Я был озадачен. Что же в глазах ирландской католички может быть хуже смерти? «Там написано, что у меня может возникнуть эрекция!»