На первом месте для нее всегда были дети, все шестеро. Отец считал себя хозяином в доме, но на самом деле главной была мама.
Она позволяла ему думать, что это он принимает решения, но все знали, в чьих руках на самом деле сосредоточена реальная власть. Подобно маме-кошке, за которой я ухаживал, она создала надежный дом для всех своих детей. Отец часто уезжал на ярмарки в дальние графства, и ей приходилось оставаться с малышами одной. В любых ситуациях мама всегда проявляла решительность и находчивость, но совсем не была гордой. Ее главным и единственным призванием была забота о своем выводке из шестерых детей, каждого из которых она любила и ценила одинаково. Когда я рассказывал ей о своих достижениях и важных событиях в жизни, она подтверждала свое беспристрастное отношение и одинаковую любовь к каждому из нас. А я, напротив, очень пристрастен, ведь мама – это тот человек, которого я люблю больше всех на свете.
Рита Киган родилась 25 мая 1929 года в Баллине, графство Мейо. Детство ее было тяжелым. Когда ей было всего десять лет, началась Вторая мировая война. В Ирландии появились противогазы и продуктовые карточки, как и по всей Великобритании. 1939 год стал судьбоносным для семьи Киганов, как и для всего мира. Джон, отец Риты, потерял работу в скобяной лавке в Баллинаслоу, а вместе с работой и дом, который полагался работнику. Семья была разделена. Энни, мать Риты, забрала троих младших – Фила, Шона и Пэт – и уехала к сестре в графство Оффали, а Джон вместе с дочерьми Ритой и Мэри и сыном Томом отправился к своей сестре Саре в Дублин.
Между Дублином и графством Оффали всего около шестидесяти миль, но в те времена, и даже в моем детстве, это расстояние было почти непреодолимым. Казалось, что Дублин существует в каком-то ином мире, куда ведет длинная извилистая дорога. Скромная и застенчивая Рита в свои десять лет внезапно очутилась в чужой школе на Хаддингтон-роуд. Для всех она была чужой. Девчонки дразнили ее, высмеивая сельский говор и отсутствие знаний по многим предметам. Она чувствовала себя одинокой и несчастной. Вряд ли можно считать совпадением то, что через много лет я чувствовал себя в средней школе точно так же. История имеет обыкновение повторяться в жизни тех, кто особенно чувствителен.
В 1940 году мама вернулась в Мейо и поселилась у друзей семьи. Решив, что Дублин – не для нее, она никогда больше туда не возвращалась. Она приняла лучшее решение из всех возможных в то трудное время и в том месте и старалась делать все, что было в ее силах. Денег всегда не хватало, и она постоянно работала, используя все свои возможности и умения. Джон отправился работать в Англию, а Энни с детьми сняла крохотный домик в Маунтмеллике и тоже трудилась по мере сил. Джон присылал семье три фунта в неделю, правительство выделяло детские пособия – на эти деньги они и жили.
В тринадцать лет Рита вернулась в Маунтмеллик и поступила в среднюю школу Сент-Мэри, где все предметы преподавались на гэльском языке. Рита его почти не знала, и учиться ей было очень трудно. Она стала посещать местный драмкружок, и друзья помогли ей освоить гэльский диалект. Вскоре она страстно увлеклась ирландскими танцами и даже иногда побеждала на конкурсах. Когда ей предоставлялся выбор между медалью и денежным призом, она чаще всего выбирала деньги, хотя суммы выражались всего лишь несколькими пенсами. В ее бедственном положении они были куда полезнее серебряной медали. Рита откладывала их, чтобы и дальше заниматься танцами. Однако две блестящие серебряные медали у нее все же сохранились. Она с друзьями выиграла их, участвуя в фэшианне – соревнованиях по ирландским танцам, где также была викторина на гэльском языке.
Постепенно жизнь Риты улучшалась. Когда ее отец, к сожалению, изувеченный в Англии артритом, вернулся в Ирландию, семья переехала в квартиру на верхнем этаже на той же улице в Маунтмеллике, но теперь, по крайней мере, это был приличный дом. Я очень живо помню его. По воскресеньям я навещал бабушку Энни и деда Джона, которые по-прежнему жили там. Думаю, что не без их влияния окончательно сформировалась моя идея стать хирургом.
Мои ранние детские воспоминания в этом доме связаны с поиском «Святого Грааля» среди мириад жестяных банок в большом шкафу из красного дерева, который стоял в гостиной. Я разыскивал там детали металлического конструктора, оставшиеся, по-видимому, еще от прежних жильцов. Проворные пальчики четырехлетнего ребенка старательно выуживали мелкие металлические детальки из трещин в деревянном основании шкафа. Каждая такая деталька была для меня тем драгоценным золотым самородком, из которых я мог создавать все, что приходило мне в голову. Впрочем, чаще всего мои замыслы реализовывались лишь частично, потому что деталей было недостаточно. Поэтому я мастерил лишь половину задуманного, а все остальное дорисовывало мое воображение. Словно бионическая птица, я парил над замком из жестяных банок и повергал их, словно бионический бык. У птицы могли быть крылья, но не было головы и половины хвоста, а у быка не было ничего, кроме головы и рогов. Но все это не имело значения, потому что в моем воображении они были полноценными и великолепными животными, которые носились и парили в бабушкиной и дедушкиной гостиной по воскресеньям. Много лет подряд Санта Клаус чудесным образом дарил мне на Рождество замечательные детали конструктора, и пожизненная одержимость металлическими панелями и пластинами, гайками и болтами была мне обеспечена.