Рейф кивнул, но его взгляд так и не прояснился.
– Ладно. Спасибо, что ответила честно, Шелли. – Он слегка улыбнулся. – Я пришел, чтобы помочь тебе с рубашками. Давай их заберем.
Девушка взяла Рейфа за руку, и они направились к столу консьержа. Шелли одолевало смутное беспокойство. Он явно ей не поверил. Как же его убедить?
Рубашки произвели настоящий фурор. Бледно-голубые, из натурального хлопка. На нагрудном кармане скромно располагался логотип «Олмэн индастриз», а на спине красовалось изображение виноградников. Коллеги столпились перед зеркалом, шумно восхищаясь друг другом. Они стали похожи на настоящую команду.
Шелли взглянула на часы.
– О, боже! Уже пора обедать! Но ведь у нас еще столько дел...
– Не волнуйся, я заказал сюда пиццу, – успокоил ее Рейф.
– Рейф, ты просто чудо! Идеальное решение проблемы! Я знала, что рано или поздно твое присутствие окупится! – шутливо подначила она.
– Я здесь, чтобы служить вам. – В глазах Олмэна тоже заплясали озорные огоньки.
– Эй, ребята! – позвала всех Шелли, когда доставили пиццу. – Давайте пообедаем, но не тяните. В шесть часов генеральная репетиция в костюмах на сцене. Мы должны быть готовы. – (Ответом послужили только жалобные стоны.) – До пяти поработаем, а потом я отпускаю всех немного отдохнуть.
– Эй, похоже, у тебя посетитель, – через час позвал ее Рейф, кивком указав на непрошеную гостью.
Оторвавшись от картонной вывески, которую она раскрашивала, девушка увидела, что в коридоре стоит Линди.
– Привет! – крикнула Шелли, взмахнув кисточкой. – Подожди минутку!
Олмэн забрал у нее кисть. Девушка вытерла руки полотенцем и вышла к подруге.
– Я так рада тебя видеть!
Линди нервно огляделась.
– Я хотела поговорить с тобой. Мы можем прогуляться по двору?
– Да, конечно.
Шелли взглянула на Рейфа, безмолвно прося его присмотреть за ходом работы. Тот молча кивнул. Поразительно, как за несколько дней два человека могут научиться понимать друг друга!
Девушки вышли во дворик. Он походил на тропический островок – раскидистые пальмы, буйная растительность. В ветвях деревьев щебетали птицы, а в центре располагался мраморный бассейн. Из колонок, искусно спрятанных среди листвы, доносились звуки тропического леса. Шелли взяла Линди под руку, и они пошли по тропинке.
– Я должна была повидать тебя, – начала Линди, улыбнувшись подруге. – Извини, что я вчера была такой скрытной, но мне трудно говорить на подобные темы при Генри и Греге, Они из тех, кто свято убежден, что против них – весь мир. Ты же помнишь обоих.
– О, да. – Шелли страстно хотелось закатить глаза.
– Они считают тебя предательницей, потому что ты тогда начала встречаться с боссом... Они сочли, что ты купилась на его деньги.
– Да, я их понимаю и нисколько не виню. Я до сих пор не могу себе простить тогдашнего поведения. А ты согласна с ними?
– Разумеется, нет. Ты мне всегда нравилась.
Шелли улыбнулась и дружески сжала руку Линди.
– Так зачем ты сюда пришла? Ты говорила с Квином?
– Нет. Я пыталась, но он не отвечает на звонки. Зато я могу кое-что рассказать тебе про Пенни. – Она обеспокоенно смотрела на Шелли. – Лучше присядь. Это будет не слишком легко выслушать.
– Что такое? – Вместо того чтобы сесть, девушка схватила подругу за руку, чувствуя возрастающую тревогу. – Что случилось?
– Пенни умерла больше года назад.
– Что?! – Шелли все-таки опустилась на скамейку. – О, пет. Что случилось?
Линди села рядом с ней.
– Рак поджелудочной железы. Внезапно началось обострение, и через две педели ее не стало.
– О, это просто ужасно, – Шелли закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Бедная Пенни! Бедный Квин! А как же ребенок?
Линди покачала головой.
– Честное слово, Шелли, я о нем даже не слышала. Если Пенни и родила малыша, то держала это в тайне. Квин тоже не сказал ни слова.
– Где же ребенок может быть сейчас?
Линди пожала плечами:
– Ты уверена, что он вообще был?
Шелли вздохнула:
– Я уже ни в чем не уверена.
– Полагаю, ты знаешь, кто отец ребенка?
– Может быть. Если тот родился.
Девушки немного помолчали, думая о непредсказуемости жизни.
– Наверное, тебе нужен Квин. Он сможет рассказать больше меня.
– А он совершенно не жаждет кого-либо видеть.