– Пашня осталась в стороне, господин Маркус, зато судья Франц поднял полный скандал! Ведь железная дорога должна пройти через двор мызы и так близко от дома, что старая гнилая постройка очень скоро превратиться в кучу мусора.
При этом известии Маркус вспомнил о письме, которое он сунул в карман и потом забыл о нем, благодаря происшествию с этой девчонкой. Он разорвал конверт и начал читать, но с первых же строк чуть не рассмеялся.
Определенно, люди на мызе все вместе и каждый в отдельности, начиная с хозяина и кончая служанкой, одержимы бесом высокомерия! Удивительная компания – какая-то смесь сумасбродства, излишней гордости и щепетильности! Судья, забывая о том, что еще год тому назад стряпчий объявил ему о расторжении заключенного с ним условия…
И теперь судья категорически протестовал против решения, принятого владельцем поместья в железнодорожном вопросе, потому что, благодаря этому, он, арендатор, должен понести большие убытки. Он писал, что никогда не согласится перенести экономический двор на заднюю сторону усадьбы, и предпочтет лучше, чтобы крыша его жилища обрушилась над ним. В заключение он бегло коснулся того, что за ним еще остается „частица“ арендной платы. Но он со дня на день ожидает получить из Калифорнии от своего сына, богатого человека, значительную сумму.
„Мне непонятно, почему эта посылка так запоздала, – оканчивал судья свое послание, – но по получении денег я тотчас уплачу эту „безделицу!“
Когда Маркус сообщил содержание письма Грибелю, Петр добродушно рассмеялся и весело заметил:
– Да, судья всегда так поступает! Он такой чудак!…
– Чудак? – вмешалась жена Грибеля. Она срезала с грядки петрушку и, услыхав разговор мужчин о судье, поднялась на лестницу с пучком зелени в руке. – Ты слишком мягко выражаешься, Петерхен! Не чудак он, а плут! Чтобы пустить пыль в глаза, он приплел своего сына из Калифорнии: он проделывал это со всеми глупцами, которые давали ему деньги взаймы! А сынок его, как видно, не лучше, – яблочко от яблони не далеко падает!
– Не будь так зла, Гретхен! – сказал ей муж. – От покойной госпожи я слышал, что молодой Франц хороший человек! Он досадовал на беспорядки в управлении имением и чтобы помочь, отправился искать счастья по белу свету. Однажды он даже прислал большую сумму денег домой, затем пропал без вести, и его старая мать чуть не умерла с горя и тоски о нем!
– Неужели можно относиться с уважением к мальчишке, который не может написать несколько слов своей матери? – возразила Грибель. – Ну, уж нет, я таких людей не жалую! – заключила она и отправилась в кухню.
Петр Грибель пошел в сад, где дочь приготовила ему завтрак, состоявший из хлеба с маслом, колбасы с чесноком и стаканчика белого вина.
Маркус, оставшись один, в волнении заходил по комнате и решил по зрелом размышлении изменить свои намерения. Прежде он хотел поговорить перед своим отъездом со своим поверенным, написать письма из Берлина. Этим он исполнит волю умершей тетки, не вступая в личные сношения с антипатичными ему людьми. Но на сцену неожиданно явилось новое лицо – сын судьи.
Петр Грибель уверял, что покойная была хорошего мнения о молодом Франце, но в завещании о нем не говорится ни слова. Не был ли он так же уступчив и мягок, как и его мать, так что завещательница опасалась, что в его руках мыза не уцелеет, и потому отказала ее сестре его…
Значит, старая дама была высокого мнения о характере молодой девушки, которой вверила будущность своей несчастной подруги. И все же Маркус не понимал этого ослепления своей тетки!
Она была олицетворением трудолюбия и прилежания, всегда была занята, сама дежурила у постели больных. Ей никогда не приходило в голову пользоваться чужими услугами, чтобы надеть платье или причесать волосы…
Каким же образом эта умная, практическая женщина могла возложить серьезную задачу на девушку, которая даже в столь критическом положении продолжает разыгрывать из себя избалованную светскую даму?!
Ведь она не только не хочет пошевелить пальцем, но еще требует услуг камеристки, работающей с утра до ночи и дома, и в поле.
Маркус проклинал себя за „глупую причуду“ осмотреть содержимое зеленого ридикюля. Если бы он оставил допотопный мешок нетронутым, все было бы иначе, чем теперь, когда он принял к сердцу судьбу старой женщины и считал своей обязанностью добросовестно отнестись к этому делу…
Но, может быть, старая жена лесничего, несмотря на свой ум и проницательность, ошибалась в своей наследнице! Очень возможно, что перед нею разыгрывали комедию, чем ввели ее в заблуждение… Не лучше ли исправить ее ошибку и передать небольшое наследство молодому Францу?