Прошло несколько дней, прежде чем мне удалось поговорить с Нефру-ра наедине. Было видно, как она испугалась, когда я рассказала ей о своей встрече с Унасом. Но ее ответ прозвучал так, как я и предполагала. Я не знаю, утешило ли его то, что я ему сказала. Но я объяснила ему, насколько безумным был его замысел, и сказала, что только признание полной бессмысленности этой затеи не позволило царевне выполнить его желания. Слишком много глаз следило бы за каждым ее шагом.
В те дни умер слепой музыкант, который жил из милости у моего брата. После него не осталось ничего, кроме лютни да еще пестрого платья, не потерявшего свежести своих красок, - свидетельство ткацкого мастерства женщин с его родины. Слепого без поминок зарыли бы в песок и никто бы не знал его могилы, если бы мой брат не попросил отца своей жены набальзамировать его тело, а я не заплатила бы тем золотым браслетом, который мне дал Унас, за скромную гробницу в скалах. Я получила за это лютню, но красивую пеструю ткань брат накинул на плечи своей жене. Она со смехом покружилась в ней перед мужем, но затем положила платье в сундук и не собиралась его носить. Ведь она гордилась тем, что была родом из Черной земли, дочерью бальзамировщика из Западного города - как же можно было требовать от нее, чтобы она надела платье, которое сделали женщины в презренной стране Речену и по которому узнают детей песка?
Я поняла по виду брата, что он расстроился, видела, что и мать рассердилась на свою невестку. Однако оба они не сказали об этом ни слова.
Но зато как я обрадовалась лютне! Не то чтоб я не желала старику ударять по ее струнам еще много лет и подпевать слабым голосом. Он любил это делать. Часто рядом останавливались прохожие, слушали удивительную музыку, иногда подходили и что-нибудь бросали музыканту: несколько фиников, кусок лепешки, орех пальмы дум. Без сомнения, старик и сам сумел бы заработать себе на жизнь, если бы ходил с поводырем по дворам богачей. Но мой брат Каар не тревожился об этом. Он сажал слепого за свой стол, хотя он и не был роскошным, и делал бы это и в том случае, если б никогда не узнал, что старик спас жизнь нашему брату Ассе... Да и как бы тот рассказал об этом, не зная ни нашего родного языка, ни языка людей?
Но однажды мимо нашего дома проходил человек. Слепой как раз пел, и тот ворвался во двор с целым потоком слов, которых мы не понимали. А у слепого на мертвых глазах выступили слезы, едва он услышал звуки родной речи. Они долго беседовали друг с другом.
Этот человек был одним из пленников, которых привел с собой первый Тутмос из похода в презренную землю Речену. Он еще не совсем забыл язык своей родины, и от него мы узнали о судьбе нашего брата.
Мы знали, его сослали на бирюзовые рудники, которые были посвящены Хатхор, повелительнице бирюзы. Нужно было плыть вниз по Реке, а потом несколько дней идти на восток, через пустыню, чтобы попасть в дикие горы, которые, как полуостров, вдавались в море. Там добывали еще и медь, и в рудниках работало много чужеземных рабов, а дети Черной земли были только надсмотрщиками и жрецами в святилище Хатхор. Работа была тяжелой, а надсмотрщики - жестокими. Поэтому рабы стонали и роптали. Но разве это помогало? Бежать они не пытались, так как всякий понимал, что каждодневный нечеловеческий труд лучше, чем смерть от жажды и изнеможения.
Но однажды в лагере появился молодой парень. Воины фараона схватили его неподалеку от рудника. Он утверждал, что знает пути через скалистую местность и что ему известны скрытые родники и прятавшиеся то тут, то там плодородные долины. И нашлась горсточка дерзких смельчаков, готовых рискнуть вместе с ним, и мой брат был одним из первых.
Ночью они напали на надсмотрщиков и убежали. В первые же дни им удалось убить горного козла. Они сшили из шкуры бурдюк и наполнили его водой, высушили на солнце мясо, нарезанное тонкими полосками, и отправились в путь. Они надеялись за несколько дней пересечь пустыню и в конце концов найти корабль, который доставил бы их в Библ.
Однако их вожак, очевидно, не так хорошо знал дороги, как можно было подумать. Вскоре запас воды подошел к концу, а обещанные колодцы не показывались.
Тогда они спустились в долину. На ее дне якобы находился источник; но ни один зеленый стебелек не выдавал присутствия воды, как они ни искали ее. В конце концов вожаку пришлось сознаться, что он заблудился. Вода, должно быть, была в соседней долине. Утомительный подъем на гребень. Еще более утомительный спуск. И опять никакого источника!
Беглецами овладело уныние. Вожак выразил готовность в одиночку отправиться на поиски воды. Он взял с собой мех с последними, оставшимися еще на дне каплями. Они ждали два дня. Он не вернулся. Коршуны кружили над ними.
Но мой брат не собирался в бездействии ожидать смерти. Его попутчики не захотели последовать за ним. Тогда он оставил их и пустился в дорогу один. Его сопровождали одни лишь коршуны. Асса знал только то, что если будет все время идти вслед за заходящим солнцем, то в конце концов должен добраться до моря. Идя навстречу восходящему солнцу, он мог надеяться наткнуться на пастухов. Они знали скудные пастбища этих пустынных гор и упрямо боролись за жизнь для себя и своих животных в этом враждебном всему живому мире. И он пошел на восток.
Мирьях и старик нашли Ассу, почти бездыханного, лежащим под нависшей скалой у дороги, на которой виднелись следы скота. Те двое пошли по этой дороге, чтобы перейти из владений одного племени во владения другого. Почему они это делали - слепой старик и его дочь? Потому ли, что желание бродить по дорогам и исполнять музыку было у них в крови? Есть такие люди. А может быть, они бежали от врагов? Или хотели укрыться от кровной мести? Или же попросту надеялись, что в новых краях жизнь будет немного получше? Мы этого не знаем.
Старик и девушка выходили моего брата, и он поправился. Они вывели его по известным дорогам из гор. Асса быстро научился их языку, и Мирьях привязалась к нему. Они пришли к морю и поплыли в Библ. Там на базарах Тира и Сидона и других городов презренной земли Речену у них всегда было много слушателей, и Ассе не было нужды возвращаться в страну Черной земли.