Внизу показалось еще холоднее, чем было до этого. Я поменяла факел на новый, составила несколько ящиков один на другой и устроилась сверху, поджав под себя озябшие ноги. Вот посижу немного, а потом встану и похожу. Глядишь, так до утра и продержусь. Главное, не заснуть, иначе точно замерзну.
Я согнулась, обняла себя руками и уткнулась лицом в колени. Рубаха успокаивающе пахла дымом. Время шло, в подземелье было удивительно тихо, усталость брала свое, и я сама не заметила, как задремала.
Мне снилось море. Синее-синее, такое, каким оно бывает теплым летним днем. Оно ласково вилось у ног белой пеной, тихо рокотало, весело поблескивало солнечными зайчиками. «Жи-и-изнь — жи-и-ить… — шумели волны. — Жи-и-изнь — жи-и-ить…» Мелкая рыжая галька тихо поддакивала, торопливо пришепетывая: «Живи-живи… Живи-живи…»
Я шла по берегу, придерживая длинный подол любимого василькового платья, и смотрела под ноги, выискивая круглые контрики — плоские желтые камешки со сквозной дырочкой. У нас в монастыре из них браслеты делали. А Селена с Маницей умудрялись даже целые ожерелья вывязывать. Для этого особый талант иметь надобно, чтобы из громоздких камней кружевную красоту сотворить. У меня так пока не получается, но я учусь. Вот насобираю еще с десяток и попробую в матушкино ожерелье вплести, вместе с оберегом.
Я наклонилась и подобрала блеснувший среди гальки контрик.
Море плеснулось к ногам, бормоча свою песню, и на душе стало так светло и покойно, что захотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался.
— Это моя судьба, я на своем пути, — тихо пела я услышанную недавно песню. — Моя жизнь течет в ритме биения сердца…
Волны ласково набегали на берег, ветер дул в лицо, утреннее солнце было нежным, как руки матушки. И казалось, что впереди меня ждет что-то очень хорошее. Может, матушка раньше времени приедет, а может, и Дамир заглянет.
Я пела все громче, мой голос разлетался далеко вокруг, пустынный берег оживал, окрашиваясь разноцветными звуками. Да, я всегда видела то, о чем пою. Нежно-лиловый — судьба, красный — сердце, желтый — путь. И тут вдруг откуда-то взялся темно-серый, гранитный. Он вплелся в мое разноцветье тихим стуком. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… Поначалу звук был тихим, едва уловимым, но время шло, и этот стук становился все громче, все тревожнее, перекрывая и шум ветра, и шорох прибоя, и скрип гальки. Он набирал оборота, ускорялся, тревожно отдавался внутри, и я уже не знала, слышу ли его на самом деле, или загадочный стук бьется в моих венах, в моем сердце, в моей душе. Этот настойчивый звук привязал меня и повел за собой, прочь от взволнованной синей глади, прочь от разноцветных сполохов песни и от всего, что я любила и что считала своей жизнью.
Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Стук все ускорялся, заставляя меня спешить. Я уже почти бежала. Море осталось позади, исчезло, будто его и не было. Вокруг стало темно, и эта темнота тянула меня куда-то, не давая опомниться, не позволяя перевести дух, не обращая внимания на мою усталость.
«Подожди! Хватит. Я не хочу», — взмолилась я и неожиданно смогла остановиться.
Стук прекратился.
Я открыла глаза и сначала даже не поняла, где оказалась. Факел, который я почему-то держала в руках, освещал низкие каменные своды, грубую кладку стен, неровные плиты пола. «Мать-Создательница! Да я же в подвалах Белвиля!»
Стоило мне так подумать, как стук снова возобновился. В нем не было угрозы. Он словно бы протаптывал тропинку к моей душе — мягко, настойчиво, осторожно.
Я обвела помещение взглядом. Оно было похоже на то, в котором хранились припасы, только здесь не было ни бочек с соленьями, ни шхонов с капустой, ни ящиков. Видно, я попала в один из пустых залов, что тянулись за первым, а вот какой по счету, сказать сложно. Помню, осенью, когда селяне картошку привезли, мы с кухонными девками мешки в подвал таскали, и я потихоньку ото всех в глубь подземелья пробралась. Уж больно интересно мне было посмотреть, что там. Только вот смотреть оказалось не на что. Каменные стены, неровный пол да толстые колонны — вот и все убранство.
Я прислушалась, пытаясь понять, откуда именно доносится настойчивый стук. Похоже, из расщелины в стене. Старая каменная кладка потрескалась от времени, и в ней появилась трещина. Вот именно оттуда и доносился загадочный звук. Я приложила ухо к стене и прислушалась. Стук стал отчетливее. Мне даже показалось, что стены слегка дрожат ему в такт. Он звал меня. В сердце тонкой веревочкой вилась просьба-приказ. Душа рвалась куда-то, руки ощупывали стену, а я не могла сообразить, как тут оказалась и что со мной происходит. Что за сила управляет моим сознанием? Почему я ничего не могу с собой поделать?