Призыв в ее глазах стал почти очевиден.
— В другой раз, миледи, — небрежно поклонился Штефан.
Он резко развернулся и вышел из столовой. Бранко молча последовал за ним.
— А говорил, на обед останемся, — хмыкнул друг, спускаясь с лестницы.
— А у меня аппетит пропал, — в тон ему ответил Штефан. — Ничего, мы с тобой сейчас к Дымарю завернем. Таких колбасок с чесноком больше нигде не найдешь. А какое у него крапивное пиво! Лучшее в крае.
Дверь захлопнулась за их спинами, отрезав взволнованный гул голосов, и Штефан, вскочив на коня, направил его к Старо-Кроне, улице мясников и пивоваров.
— Здесь самые главные кабаки Стобарда расположены, — пояснил он другу. — А вот и заведение дана Дымаря!
Они с Бранко как раз подъехали к невысокому, выкрашенному охрой дому. Его низкие окошки почти вросли в землю, дверь была открыта нараспашку, приглашая всех желающих зайти и отведать знаменитой похлебки из свиного желудка и острых колбасок. Изнутри доносились веселые звуки скрипки и крепкий мясной дух. Яркая, недавно подновленная вывеска раскачивалась на ветру и уныло скрипела.
— Пахнет вкусно, — повел носом Бранко.
Штефан ничего не ответил, только усмехнулся. Что еще друг скажет, когда Дымарь перед ним блюдо с лоснящимися от жира бандерскими колбасками поставит!
— Никак его сиятельство пожаловали?
Не успели они с Кражичем войти, как невысокий грузный хозяин торопливо выбрался из-за стойки и низко поклонился. В глазах его не было страха. Скорее, удивление и… радость.
Штефан хмыкнул. Надо же, признал. Спустя столько лет признал…
В душе шевельнулось что-то вроде благодарности. Поди ж ты! Первый человек в Стобарде, который рад его видеть.
— Надолго к нам, ваше сиятельство? — подошел ближе Дымарь.
Хозяин кабака был и сам похож на бандерскую колбаску — крепкую, тугую, с тонкими перевязками и кружочками жира.
— Надолго, Блажден, — ответил Штефан и именно в этот момент понял то, что подспудно зрело внутри вот уже несколько дней. Он обвел глазами темный зал, сидящих за столиками и напряженно прислушивающихся к их разговору людей, остановившего игру скрипача и добавил: — Навсегда.
— Так за это ж не грех и жватицы выпить, а, ваше сиятельство? — на полном благодушном лице Дымаря появилась лукавая усмешка, а музыкант провел смычком по струнам и заиграл задорную «Кецку».
— Неси, — кивнул Штефан, усаживаясь за стол. — И пива крапивного неси, и колбасок, и похлебки своей знаменитой.
— Ото ж разом! — кивнул хозяин кабачка и гаркнул, обернувшись к двери кухни: — Квитка! А ну тащи сюда все, что есть!
— Дан Блажден, так тут много чего есть! — высунулась из проема веснушчатая физиономия.
— Вот все и неси! — махнул рукой Дымарь.
— Что, и плацинды?
— От дурна девка! Если я сказал все, значит, все! У нас сегодня праздник. Господарь наш вернулся!
Дымарь вытащил из-за пояса фартука чистое, вышитое по краям полотенце, утер им потное, будто промасленное лицо и мечтательно добавил:
— Ото ж какая теперь жизнь у нас начнется! При законном-то правителе! — он отвлекся на тощую веснушчатую девицу, выскочившую из кухни с огромным подносом. — Квитка, я ж тебе сказал, все неси!
— Так у меня всего две руки! — беззлобно огрызнулась девка, полоснула по Штефану любопытным взглядом и бухнула поднос на стол. — А я одна! И помощницу вы мне уже какой месяц обещаете, да никак не наймете.
Она ловко выставила горшок с похлебкой, блюда с румяными плациндами, две глиняные миски, ложки, сунула им с Бранко полотняные полотенца и снова побежала на кухню.
Штефан наблюдал за мельтешением худых жилистых ног, выглядывающих из-под короткого подола вышитой национальной юбки, и неожиданно вспомнил другие ножки — маленькие, ладные, в грубых кожаных башмаках, торопливо летящие над грязью белвильской тропинки.
И глаза вспомнил. Синие, большие, прозрачные, до самой души пробирающие. Наверное, сложно с такими жить. Не каждый взгляд их выдержит.
— Вы уж простите Квитку, ваше сиятельство, — отвлек его Блажден. — Язык у девки что помело, но не выгонишь, уж больно хорошо готовит. А вот и пиво вам, — на столе оказались большие запотевшие кружки. — Отведайте, господарь.
Старое обращение неожиданно пришлось по сердцу, затронуло какие-то струнки в душе, потянулось к корням. Оно словно бы соединяло его с этим местом, с людьми, с вечно хмурым небом и непроходимыми лесами Стобарда.
Штефан поднял кружку, кивнул Бранко, приглашая попробовать, и коснулся губами пышной, пахнущей имбирем и солодом пены.