— Ты кто? — нахмурился Штефан.
Не помнил он этого… слизняка. Вот, хоть убей, не помнил.
— Я Винкош, ваше сиятельство, — продолжал приседать человечек. — Управляющий Белвилем.
Ишь ты, управляющий. А рожа мерзкая, сразу видать, вор и мошенник. И страхом от него за кье несет.
— Уволен, — резко бросил он и, не обращая внимания на причитания слизняка, въехал под низкие своды крепостных ворот.
— С возвращением, ваше сиятельство!
Так, а этого он знает. Высокий, худой, седые волосы черной лентой подвязаны, длинный нос свисает почти до подбородка…
— Лершик?
Штефан вгляделся в унылое, похожее на лошадиное лицо.
— Он самый, милорд, — бледные губы дворецкого растянулись в подобие улыбки, но глаза оставались настороженными.
— А ты не меняешься, — Штефан соскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке. — Вели баню затопить да девчонку какую-нибудь посмышленее пришли.
Он покосился на застывших у порога слуг и добавил:
— Только пусть умоется, надоело уже на немытые рожи смотреть.
Грязь под сапогами смачно чавкнула, заставив Штефана поморщиться. Не двор, а конюшня…
— Будет исполнено, ваше сиятельство, — проблеял Лершик.
Но он уже не слышал. Отодвинул дворецкого с дороги и, не обращая внимания на кланяющихся слуг, прошел в дом.
Внутри было ничем не лучше, чем снаружи. Темные, закопченные стены, выщербленные плиты пола, тусклый свет сальных свечей. И запах… Неприятный запах заплесневевшего сыра, луковой похлебки и кислого хлеба.
— Где экономка? — не оглядываясь на семенящего за ним дворецкого, спросил Штефан.
— Ваше сиятельство, — тут же кинулась ему под ноги какая-то рыхлая старуха, похожая на разваливающуюся копну сена. — Добро пожаловать в Белвиль!
— Ты, что ли, домоправительница?
Он брезгливо скривился, разглядывая уродливую бабу в пышной многослойной юбке с вышитыми на ней национальными узорами. От черно-красного орнамента зарябило в глазах, и Штефан поспешно отвел взгляд.
— Как зовут? — резко спросил он.
— Салта, милорд.
— Ужин готов?
— Да, милорд, — угодливо закивала старуха, и глазки ее превратились в узкие щелочки, скрылись, утонули в толстых обвислых щеках.
— Через час пусть принесут в мои покои, — приказал Штефан.
Он не стал дожидаться ответа. Скинул плащ на руки дворецкому, пошатнувшемуся под тяжестью мокрой ткани, и пошел к лестнице.
Слуги замерли за его спиной испуганными зверушками, не решаясь пошевелиться. Штефан скривился. Везде одно и то же: страх, неприязнь, подленькое, трусливое любопытство… Пожалуй, из всего этого перечня последнее он ненавидел больше всего.
Темный коридор привел его к высокой дубовой двери. Полотно было старым и почерневшим от времени, рядом с ручкой отчетливо виднелись следы когтей. Кто-то из предков память о себе оставил. Он потянул медное кольцо и вошел в свою бывшую спальню. Хотя почему бывшую? Теперь вот это все, включая уродливый портрет, написанный Йонасом, — его настоящее.
Штефан обвел глазами тесные покои. Да, весело же ему тут будет…
— Лершик! — гаркнул он, зная, что дворецкий притаился за дверью.
— Ваше сиятельство?
Неприятный скрип повторился.
Старик не рискнул переступить порог, так и остался стоять в коридоре, буравя его своими цепкими глазками. Послал же Сварн работничков! Все один к одному!
— Баню затопили?
— Да, милорд. С обеда еще, как узнали, что вы к Стобарду подъезжаете, так и того… затопили.
— Вели принести штоф ратицы, — снимая с пояса оружие, приказал Штефан. — И яблок моченых. Да поживее!
— Слушаюсь, милорд.
Лершик поклонился и поспешил уйти, а он стянул рубаху, бросил ее в кресло и распахнул окно. Прохладный воздух прошелся по уставшему телу, словно ласковые руки любовницы. В ноздри ударил аромат влажной земли, цветущих каштанов, прелой прошлогодней листвы. Штефан распахнул створки пошире и высунулся едва ли не по пояс. Темнота и туман скрывали очертания деревьев, но тонкий запах горьковатого меда ощущался отчетливо. Впервые за две седмицы на душе стало чуточку светлее.
Все-таки хорошо, что его покои выходят не во двор, а на крепостную стену, за которой нет ни хозяйственных построек, ни людей, один только лес.
Тихий стук в дверь заставил его обернуться. На пороге стояла пышнотелая девица с длинной темной косой. В руках девица держала поднос с запотевшим штофом и глиняной миской с мочеными яблоками.