Как видим, «дедовщины» Слава не терпел и там.
На магнитной ленте есть еще подобные записи. Их сделали Славины друзья, которые, демобилизовавшись, специально приехали в Изобильное. Сойдя ночью в Соль-Илецке с поезда, обратились в милицию. Там им дали машину, провожатого. Скоро раздался стук в окно.
— Кто там?
— Открывайте, мама!
И вот что удивительно, никто не оповещал изобильненцев о приезде к Александровым товарищей сына, а ночью на их дворе перебывало все село.
— Какие ж вы молоденькие! — скажет десантникам Раиса Михайловна. — Признавайтесь, мальчишки, плакали там?
— Было, — признается Андрей Горохов. — Я плакал. От бессилия. У наших там на высоте кипит от разрывов. Мы видим, что у них творится, а помочь не можем — далеко. Я опустился на землю и заплакал…
Из донесения начальника штаба части Н. Самусева:
«Озлобленные мятежники сосредоточили весь огонь в направлении Александрова. Гранаты рвались возле его укрытия и за ним. Мужественный десантник с криком «За погибших друзей!» продолжал бой. Товарищи подоспели к нему, когда смертельно раненный Вячеслав в последний раз нажал на спусковой крючок. К тому времени у него осталось шесть патронов».
Запись на магнитофоне:
— Когда я подбежал к нему, Слава лежал без движения. Я думал, у него болевой шок. Подхватил его и стал перетаскивать в укрытие. В это время его головной убор упал, и я увидел… кровь. Рана была в голову.
Наш разговор с Раисой Михайловной продолжался не один час. В ее состоянии ощущалась подавленность. Но, кроме нее, была и радость за сына и его друзей. В речи моей собеседницы мелькали названия оружия, фамилии боевых командиров сына. Она говорила, как о родных и близких людях, о старшем лейтенанте Гагарине, командире полка Востротине. Я представляю, что испытала она, когда увидела по телевизору полковника Востротина во время вывода наших войск из Афганистана. В те дни части, в которой служил ее сын, довелось охранять Саланг. Видел ту передачу и я. С бесконечной усталостью на лице полковник Востротин, семь подчиненных которого и он сам отмечены звездой Героя, не торопясь, подбирая слова, отвечал корреспонденту.
— О чем вы думаете сейчас? — спросили его.
— О чем я думаю? О друзьях — о тех, кто погиб, и о тех, кто остается тут. И еще об опыте настоящих человеческих отношений, которого хватит нам на всю оставшуюся жизнь.
На телеэкране мелькал снег, лицо Востротина было мокрым. Думается, мокрым — от слез — было оно в это время и у Раисы Михайловны.
Предательски взблескивала эта соленая влага на глазах многих, в том числе следящих за работой Съезда по телевизору, когда в зале заседания разразилась буря по поводу того интервью, которое дал канадской газете академик Сахаров, ныне уже покойный. Еще больший накал чувств вызвала статья Л. Баткина в «Московских новостях» от 11 июня 1989 года, в которой автор, говоря о событиях в Афганистане, использует такие слова, как «советские зверства».
Это о ком так? О подчиненных полковника Востротина, что ли? О гвардии младшем сержанте Александрове, наконец? Что ж, при таких обвинениях депутаты С. Червонопиский и П. Шетько имели полное право встать на защиту чести своих товарищей, тем более погибших!
Впрочем, нуждаются ли они вообще в защите! Как-никак народ сам дал оценку людям, прошедшим «Афган». Простые люди страны послали в высший орган Советской власти 120 депутатов, прошедших, по словам того же С. Червонопиского, школу лишений, трудностей, мужества, воинской доблести на многострадальной афганской земле. В конце концов это признал и сам академик А. Сахаров: «Я меньше всего желал оскорбить Советскую Армию, советского солдата, который защитил нашу Родину в Великой Отечественной войне. Но когда речь идет об афганской войне, то я опять же не оскорбляю того солдата, который проливал там кровь и героически выполнял приказ. Не об этом идет речь… Я не Советскую Армию оскорблял, не советского солдата, я оскорблял тех, кто дал этот преступный приказ послать советские войска в Афганистан. (Аплодисменты, шум в зале.)»
С последним трудно не согласиться, и то после основательных раздумий. Кстати, на Втором Съезде народных депутатов СССР этому приказу была дана именно такая оценка. И при всем этом мне почему-то вспоминается война за Фолкленды, которую вела Англия, давние события на Гренаде и совсем недавние — в Панаме. Наше участие в афганской войне носило характер интернациональной помощи законному правительству Афганистана и потому более нравственно. И если, согласно Л. Баткину, «во всем мире считается бесспорным», что нашу общую репутацию после участия в помощи Афганистану нужно немедленно спасать, то как смотрит этот «весь мир» на кровь, льющуюся на афганских улицах и плоскогорьях сейчас, после вывода наших войск? Разве не следует дать реальную оценку всем силам и странам, действующим в этом регионе по сию пору? Сложно, очень сложно еще все. И нам еще предстоит хорошенько подумать над тем, что же произошло в мире за этот срок — роковые девять лет пребывания наших парней в дружественной нам стране. А пока…