Вот несколько строк из письма, которое я получил от него весной 1987 года:
«…Как обстоят дела с моими первыми опытами военно-научной работы? Отвечаю. На одну я уже получил рецензии. Сейчас она находится в Главном штабе ВВС. Работа признана нужной и стоящей; в рецензии сказано: «Положение» заслуживает издания с целью широкого внедрения в практику боевой подготовки войск».
Написал второе «Положение», которое является логическим продолжением первого. Его уже читали на разных уровнях, и теперь торопят, чтобы оформил его по официальной линии (я ведь всем этим занимался самостоятельно, по своей инициативе). Но я решил ввести в это «Положение» еще одну главу о деятельности в мирное время, так как в этом вопросе есть пробелы. Для изучения этой проблемы я специально ездил во время своих каникул в воинскую часть Белорусского военного округа.
Попутно заканчиваю третью работу. Она касается того, что мы еще в Афганистане предлагали по совершенствованию управления авиацией. По этой теме я выступал на научной конференции.
Попросился участвовать в двух научно-исследовательских работах, которыми занимается наша академия. В одну из них меня включили. В другую — тоже, но «по касательной».
Ну, и еще я попутно стыкуюсь с двумя институтами, делающими кое-что для авиации, и там нечто свое предложил на пользу общему делу. А то получается, делают они для нас иногда не совсем то, что нам надо, вот я и решил им помочь, чем могу. И хорошо, что такую «неформальную» помощь они приняли.
Теперь о семье. Одиннадцатого января у нас родился сын — Андреем назвали (3500 г, 54 см). Видимо, в будущем будет петь в Большом театре — уж очень голосистый. Похож на меня: особенно ушами и лапами — такие же длинные и плоскостопые.
Ирина чувствует себя хорошо. Она вообще у меня умница. В женитьбе мне, похоже, здорово повезло. Иринка мне говорит, не ожидала, что я буду так сильно любить сына, пока он такой маленький да неказистый. А я, наоборот, без него сейчас себя представить не могу: такой маленький, хороший и уже улыбается, «агу» папе говорит. Мы с ним уже и петь на пару пытаемся. Теперь главное — воспитать из него человека…»
Осенью 1987 года я был в Москве, заехал к Валерию. На КПП военного городка академии с очень строгим пропускным режимом мне пришлось обождать больше часа, пока за мной не пришла Ирина. Я не сразу ее узнал, она сильно изменилась в замужестве: сказать, что еще больше похорошела, будет не совсем точно, о таком явлении говорят «расцвела», как это дано бывает натурам очень женственным.
Валерий, вернувшись со службы, встретил меня дома, но, извинившись, исчез на недолгое время по своим делам. А я, пока Ирина занималась на кухне приготовлением ужина, посидел с Андрейкой. Малыш делал свои первые шаги. Вел себя спокойно. Мы с ним мирно играли и вроде остались довольны друг другом.
Засиделись мы с Валерием в тот вечер до двух часов ночи. Разговор у нас шел вольный: о прочитанных книгах, о музыке, вспоминали разные авиационные истории. «За жизнь» говорили, в общем. На прощанье Валерий вручил мне кое-что из своих дневников, я просил их у него для работы над повестью, и магнитофонную кассету с некоторыми воспоминаниями о службе в Афганистане.
Спустя некоторое время Валерий снова написал мне, поделился своими воспоминаниями, размышлениями. Валерий писал:
«…Почему я сразу, без раздумий (правда, тогда на них у меня просто не было сил), в первый же день после ранения, просил помочь мне остаться в армии, а вернее, решил остаться? И в Ленинграде, в госпитале меня спрашивали: «Зачем теперь тебе служба в армии?». В Афгане я понял, а точнее, испытал на себе, к чему приводят существующие в армии недостатки. Я и раньше их замечал, но в мирной жизни они не так ощутимо (так мне казалось) проявлялись. Поэтому, уже после Афгана, я извлек для себя такой вывод: если меня оставят в армии, то работы мне хватит (и не мне одному — на всех), и что с тем, что мы называем «плохо», надо бороться крепко. А это можно сделать, лишь оставшись в армии.
Уже здесь, в академии, я иногда думал: а вдруг… а что бы я делал, если б меня не оставили в Вооруженных Силах? Мне кажется, я все равно написал бы свое «Положение» и второе — тоже. Не знаю, как бы я это сделал, но, уверен, сделал бы.
Я, конечно, знаю, что на гражданке в смысле каких-то удобств мне было бы легче жить. Но это не мое.
И сейчас мне советуют: давай оставайся в академии, тебе будет здесь во всех отношениях хорошо (особенно в житейском). А это мне и претит.