За шесть лет Бородин в совершенстве изучил начиненную приборами и электроникой машину. Когда появилась возможность, то прошел медицинскую комиссию на допуск к летной работе. И в качестве бортового механика бороздил просторы Пятого океана, Вот, может быть, тогда окончательно прикипел душой к авиации. А случай, когда однажды в полете произошел отказ двигателя и ему ценой огромных усилий удалось запустить силовую установку в воздухе, особенно остро врезался в память. Тогда он глубоко прочувствовал свою ответственность за исход каждого полета. Он много постиг в избранной профессии, но не останавливался на достигнутом. Будучи уже старшим сержантом сверхсрочной службы, авиационным механиком 1-го класса, он поступил в военное авиационно-техническое училище и экстерном его закончил. Ему было присвоено звание «младший лейтенант».
— Авиационная техника постоянно обновляется, — утверждает офицер. — Чтобы идти в ногу со временем, надо учиться, систематически работать над собой.
В этом и есть ключ к познанию, ключ к мастерству. А борьба за высокую классность для каждого из нас начинается с первыми аэродромными зорями.
Возвратившись в родную часть уже в новом качестве, младший лейтенант Бородин был назначен на должность техника самолета. По традиции, прежде чем допустить его к самостоятельной работе, к нему прикрепили опытного специалиста капитана Селиванова. Для этого офицера не существовало профессиональных тайн и загадок, которые он не мог бы разгадать. Если случались сложные неполадки, авиатор, не считаясь со временем, трудился до тех пор, пока не добивался их устранения. Вячеслав Алексеевич стремился подражать ему, по-доброму завидовал его всесторонней подкованности. Селиванов понимал это и не держал знания и опыт в секрете, а щедро делился с ним. Он любил повторять: «Быть мастером — наш долг, ведь мы в ответе за боеготовность ракетоносца, за безопасность полетов».
А вообще, считает Бородин, ему везло на хороших, по-настоящему увлеченных людей. К их числу относится и бывший в ту пору заместителем командира полка подполковник Гришин. Любимец специалистов, спокойный, уравновешенный. К нему можно было прийти с любой идеей, и, если он находил в ней рациональное зерно, то всегда горячо поддерживал и способствовал воплощению ее в жизнь.
Но не только тех, кто рангом выше, Бородин наделял лучшими качествами. За многолетнюю службу он не мог ни одного механика характеризовать с отрицательной стороны. Будучи уже начальником группы средств аварийного покидания самолета, он столкнулся с таким случаем. Его подчиненный допустил серьезную ошибку, в результате этого сработали два пиропатрона. Вроде бы факт налицо, виновен солдат, но офицер принял ответственность на себя: мол, недоучил, недоработал. Причем был убежден: поступил правильно. Видел в механике трудолюбивого, старательного человека, которому нужно было своевременно оказать помощь.
Бородин справедливо считает: коль имеешь дело с современной авиатехникой, то в одиночку тут не управиться, будь ты хоть семи пядей во лбу. А значит, нужно уметь обучать и воспитывать тех, кто трудится рядом, терпеливо готовить надежных помощников.
Сколько солдат, сержантов, прапорщиков прошло школу Бородина: и каждому из них была по душе его целеустремленность, способность владеть инициативой при обслуживании авиационных комплексов и их ремонте, увлеченность делом. Его энтузиазм, энергия отмечены медалью «За боевые заслуги».
Невольно эти качества передавались и его сыну, оказали решающее значение при выборе им жизненного пути. А случилось это не в одночасье. Бывало, приводил Вячеслав Алексеевич мальчишку, как тот просил, «показать самолет». Сын собственными глазами видел отца в деле. А кого может оставить равнодушным аэродром? Гул стреловидных машин, бегущих по рулежной дорожке, обдающих горячей волной так, что невольно хватаешься за шапку, затем с грохотом отрывающихся от бетона и почти отвесно вонзающихся в небесную синь.
Отец не настаивал, чтобы Роман стал военным. А когда тот решил поступать в Калининградское военное авиационно-техническое училище, возражать не стал. Провожая на вокзале, тихо произнес: «Не урони честь нашей семьи».
После окончания учебы родители получили от сына письмо, в котором он писал: