Попытку свести мораль к эстетике делает Гербарт. Вопрос о нравственности он сводит к выяснению происхождения нравственной оценки воли и относит эту оценку к общей способности человека произносить свое суждение о ценности предметов и явлений - к так называемому эстетическому вкусу [16]. Нравственная оценка относится к эстетической как вид к роду и совпадает с нею в родовых признаках, то есть как там, так и здесь значение имеет только форма отношения явлений; видовое же отличие между ними то, что в первом случае имеются в виду явления вне нас, а во втором - наша собственная воля.
Таким образом, явления нравственного одобрения или порицания суть не что иное, как суждения эстетического вкуса. Замечаемая аналогия нравственных и эстетических суждений привела Гербарта к отождествлению их по самой сущности с признанием различия только в объектах оценки.
Но эстетическая оценка проявляется при восприятии известных отношений между явлениями мира внешнего и внутреннего безразлично; и наша воля, которую Гербарт считает объектом только нравственной оценки, может быть, и бывает предметом чисто эстетической оценки [17], и эта чисто эстетическая оценка не делается нравственной оценкой только потому, что оценивает волю человека. Нравственная оценка касается вовсе не области формы, отношений воли самих по себе, а тех настроений воли, которые служили причиной этих отношений и в них обнаруживаются [18]. Если же содержанием эстетического созерцания служит только форма, а содержанием нравственного одобрения - само состояние и направление воли, то эти области не совпадают, и сущность нравственно доброго не в гармонических только отношениях.
Здесь действительно предполагается гармония, но только гармония самого настроения воли с некоторым идеальным настроением, которое должно быть осуществляемо волей каждого человека, причем сама-то гармония сознается не только как приятная, но и должная для человека. Это-то сознание долга, обнаруживающееся в каждом акте нравственного одобрения, и делается непонятным, если на нравственную оценку смотреть как на вид эстетической.
Чувство эстетического удовольствия, вызванное, например, какой-нибудь картиной, заставляет нас желать его повторения, но вовсе не заставляет нас сделаться обязательно художниками; между тем чувство нравственного одобрения при виде нравственного проявления воли пробуждает в нас сознание обязательности этого и для нас, и не только для нас, но и для всех людей. Очевидно, так называемый нравственный вкус не есть проявление эстетического вкуса, а предполагает нечто другое, и область нравственности самостоятельна. И конечно, уже в объяснении нравственности как явления вполне самобытного недостаточно признать только в человеке особую нравственную способность, как это делают Гутчесон и Шефтсбюри.
Из этой предполагаемой ими способности и выводятся у них как содержание нравственности, так и факты одобрения или порицания поступков [19]. Такое объяснение фактов нравственной жизни, конечно, очень просто и удобно, но, давая мало основательности содержанию нравственности, слишком мало способствует выяснению самих основ и происхождения ее, так как и по отношению к предполагаемой нравственной способности всегда возможен вопрос, что же она такое. Объяснять чувство нравственного одобрения и порицания ссылкой на особую способность человека к этим чувствам - значит повторить в ответе то, что дано в вопросе, только в другой форме. Непосредственное усмотрение морального достоинства поступков и чувство должного остается по-прежнему непонятным.
Признавая за нравственностью самобытность и безусловное значение, представители так называемой абсолютной - независимой - морали в своем учении о нравственности выдвигают на первый план идею долга и признают за ней априорное происхождение. Нравственность рассматривается только как долг человека пред самим собой, и нравственный поступок хорош сам по себе, без отношения к посторонней цели. Слово "должен" имеет для интуитивистов особый, абсолютный, смысл, то есть должно поступать нравственно в силу сознаваемого превосходства этих действий, а не ради их пользы.