Человек избрал последний путь, то есть не захотел быть подобным Богу, а захотел быть равным Ему, как ему обещал диавол, и с этой лукавой надеждой отверг заповедь Божию, а вместе и волю Божию как закон своей истинной жизни, и утвердил свою собственную волю, и сам захотел сделаться самостоятельным носителем и строителем своей личной жизни. В данном случае и с человеком произошло и повторилось то же самое, что произошло с диаволом, то есть тот и другой отделили себя добровольно от Бога и чрез это расстроили общую гармонию бытия, которая должна была поддерживаться всеобщей зависимостью от Бога.
Итак, грех первого человека явился действительным злом и гибелью для него, и в рассмотрении библейского рассказа о грехопадении нужно останавливаться не на внешней только истории его, а на внутренней стороне смысла заповеди и еще на той внутренней стороне духовных настроений воли и разума человека, которая выразилась в нарушении заповеди.
Когда человек волей и мыслью по соблазну диавола уже отступил от Бога, захотел быть равным Ему и самостоятельным носителем своей жизни, он начал эту свою самостоятельную деятельность ничем иным, как угождением чувственности - вкушением плода запрещенного дерева. "И виде жена, яко добро древо в снедь и яко угодно очима видети и красно есть, еже разумети; и вземши от плода его яде" (Быт.3:6), - говорит слово Божие, описывая факт грехопадения и те внутренние мотивы чисто животного свойства, которые руководили человеком и которые проснулись сразу в нем после преступного намерения отступить от воли Божией и охлаждения любви и доверия к Нему.
Каким образом первый же шаг свободной и самостоятельной деятельности человека, не хотевшего жить по-Божии, был угождением чувственности, угождением телесным влечениям, которым человек в первом же своем акте свободной и самостоятельной деятельности придал как бы первенствующее значение и поставил их даже выше духовных, тогда как по идеалу жизни дух должен был господствовать над телом и подчинять его себе как орудие деятельности? Но это господство духа над телом могло быть только тогда, когда дух человека сам как бы держался за Бога и чрез это занимал должное свое положение. Отступив же от Бога и от своего истинного закона и направления жизни, он естественно должен был подпасть в рабство иному закону - "закону плоти и греха", которые (плоть и грех) прежде были бессильны против него, а теперь получили силу и господство. Это господство чувственности и плоти явилось и является для падшего человека обычной стихией и характерным содержанием его жизни и вместе с тем является и как бы проклятием жизни и ужасным бременем, так что даже такие великие силой Божией люди, как апостол Павел, с отчаянием взывали: "Окаянен аз человек! кто избавит меня от сего тела смерти?" (Рим.7:24).
Главное зло в жизни падшего человека в том и состоит, что он внутри себя носит постоянный разлад и вражду, ибо дух человека, отрешенный его собственной волей от Бога, все же томится и жаждет богоподобной жизни как истинной своей жизни, но воля человека не только свела его с высоты богоподобия, но и придала господствующее значение телесным потребностям человека. Так, эти двоякие стремления человека - духовные и телесные - влекут человека каждое на свой путь, и человек силою первого своего греха принужден волей или неволей подчиняться этим последним стремлениям плоти. И ему необходима снова Божественная сила, чтобы освободиться от этого плена плоти. Хорошо выражает это мучительное бессилие падшего человека к добру и страшный разлад внутри него самого апостол Павел, когда говорит: "Желание добра есть во мне... и по внутреннему человеку я нахожу удовольствие в законе Божием, но я плотян, продан греху: доброго, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю... Когда хочу делать доброе, прилежит мне злое... ибо в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и пленяющий меня законом греха" (Рим.7:18-23).
И действительно, в жизни падшего человека чувственность и служение ей решительно заявляют себя на протяжении всей мировой истории. И зло, в смысле греха как уклонения от Бога, получило в истории мировой жизни два направления и выражалось всегда, с одной стороны, в развитии духовной гордости, с другой - в развитии чувственности, доводящей человека до скотоподобия. Правда, гордость и чувственность в жизни человеческой неодолимы и развиваются совместно и поддерживают одна другую. Так действительно и было: гордый дух падшего человека, отрешенный от Бога, забыл Его, а отсюда и жизнь человека так растлилась, что Господь смыл позор этой жизни потопом. Человек уже не только не являл на земле начал жизни богоподобной, но и сам сделался хуже твари. То же почти господство чувственности и потеря живой связи с Богом повторились и в культурных странах дохристианского язычества. Ибо чем же томилось и мучилось это язычество, как не тоской по идеалу жизни? Ведь заглушить окончательно потребности духа невозможно. И если всмотреться внимательно в культурный прогресс всего человечества, то по тем приступам и настроениям, которыми он проникнут, он и теперь нисколько не двинулся вперед и нисколько не пересоздал жизнь к лучшему, ибо все здесь направлено к тому, чтобы создать только наилучшие условия для своего благополучия, и человек по-прежнему остается рабом своей плоти. В этом отношении очень хорошо охарактеризовал жизнь человеческую один древний мудрец, который предал сердце свое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом, и вот он нашел, что все суета и томление духа. "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем" (Еккл.2:11; 1:9), - говорил этот мудрец.