— Ну как у тебя отношения с богом? Не тянет?
Виктор махнул рукой:
— Да ну его к черту, этого бога. Была детская забава и сплыла. Сам знаешь, старуха затащила в это пекло, еле выбрался. — Помолчал и добавил: — Правда, и сейчас от нее жизни нет, твердит одно и то же: «Вернись обратно, вернись обратно!» Даже угрожает: говорит, что плохо будет. И этот Славук тоже, как паук, прицепился. Вспомню, как он надо мной издевался, так и хочется ему в морду дать. Чувствую, что не отдохнешь здесь, уезжать надо. Только жаль старуху. Как-никак, рос у нее. Ведь кроме меня никто ей дров не запасет и сена скотине не заготовит, да и забор, вон, видишь, совсем рассыпался. Сделаю и махну в город, тем более ждут меня там...
Малявка спросил:
— Что, невеста появилась?
— А что, ты против? — с улыбкой спросил Виктор.
— Нет, что ты, наоборот, на свадьбу напрашиваюсь, не забудь только позвать.
— Не забуду, — ответил Виктор и пригласил на следующий день Малявку зайти посидеть. Но Малявка был занят и больше Раховского уже не видел.
Ларин закончил читать протоколы допросов, сложил их в свой саквояж и вышел на крыльцо. Скоро должен прийти Яськов, и они пойдут к Богдановичам. Как гостеприимные хозяева ни упирались, ему все-таки удалось их уговорить, чтобы разрешили им спать на сеновале. Во-первых, это было удобно ему и Яськову: не беспокоя хозяев, приходить и уходить в любое время, а во-вторых, Максим с удовольствием спал на душистом сене — постели, которой в городе не встретишь. Сегодня поздно вечером у него будет возможность увидеть моление Славука и его «братьев и сестер».
Славук знает, где искать Раховского
Ветров встретился с Рачинским. Высокий, худой, даже тощий, Рачинский выглядел испуганным и настороженным.
Ветров расспросил его о житье-бытье, поинтересовался работой, спросил о детях.
Рачинский постепенно разговорился, и старший лейтенант перешел к главному:
— Вацлав Казимирович, я знаю, что вы вышли из секты. Скажите, по какой причине вы это сделали?
Рачинский не удивился вопросу, задумался и не спеша начал рассказывать:
— Связался я с ними, можно сказать, с детства. Дураком был, поверил байкам о боге. Родители у меня тоже были верующими, и я пошел по их стопам. Но знаете, когда я увидел, что Алексей Карпович покинул секту, то и я задумался. Я долго думал, много раз разговаривал с Карповичем. В конце концов понял, в какой яме я сидел, и решил, что больше терпеть это и позориться перед людьми нельзя.
— Вас не уговаривали возвратиться назад в секту?
Рачинский грустно улыбнулся:
— Не только уговаривали, но и обещали кары небесные, даже сжечь угрожали.
— Кто угрожал?
Рачинский замялся:
— Не важно кто, главное то, что я знаю: ничего они мне не сделают.
— Это, конечно, так, но мне надо знать, кто угрожал. Может, Славук?
— Он, но это просто слова. Точно так же он угрожал и Карповичу, и Лавор Анне, и другим. Его никто не боится.
— Скажите, а что он за человек, этот Славук?
Рачинский снова улыбнулся. Ветров уже обратил внимание на его улыбку. Она была грустной, и казалось, что Рачинский улыбается каким-то своим невеселым мыслям.
— Обычный он человек, только одержимый.
— Ну а сам-то он в бога верит?
— Мне кажется, что верит он в бога и в черта одновременно. Нравится ему держать людей в повиновении и страхе. Да и в лапу он от этого имеет.
— Вацлав Казимирович, а что из себя представляют Усени?
— Усени? Забитые, темные люди, из которых Славук, Марфа Клещ веревки вьют. Жалко только дочь их, пропадет дивчина ни за что. Я уже говорил Карповичу: «Давай вмешаемся». Что касается самих стариков, то, как говорится, горбатого могила исправит. Их уже и веревками из этой ямы не вытащишь, а вот дочь не поздно еще спасти.
— Вацлав Казимирович, как вы думаете, куда мог пропасть Виктор Раховский? Вы же его знаете?
— Конечно, знаю. Хороший хлопец, только жизнь у него нелегко сложилась. А вот куда он делся, ума не приложу.
— Могли уговорить его Славук и Клещ спрятаться куда-нибудь?
— Кто их знает. Я вот только думаю... — Рачинский замялся. Ветров увидел это и тронул его за руку: