Канчен-Та сильно недосыпала. Высохла и измучила сама себя. Зато однажды ночью ей удалось улучить момент, когда охранник задремал, и взять несколько капель горящего жира из его факела. Жир не гаснет в полёте и когда маленькие, быстро растущие костры осветили место стоянки и дымящуюся постель, она с трудом заставила себя притвориться спящей, так хотелось любоваться паникой!
Открыла глаза, когда шум стал очень сильным и изо всех сил постаралась спрятать торжествующие глаза. По поляне скакали победители, ногами и водой превращавшие собственное имущество в грязное мокрое месиво. Жалко, что таких удачных ночей было мало. Но скорость каравана снизилась заметно, хотя тропа была прекрасной.
Костюмы победителей зияли дырами, их корзины были связаны верёвочками, которые постоянно рвались даже без участия девочки, природа начала помогать ей.
На одной из стоянок она оказалась рядом с очагом из камней, на котором готовилась еда и развлекалась тем, что долго не давала огню разгореться, чем просто взбесила всех торговцев, которые не понимая причин задержки, высекали камнями искры, раздували огонёк и тот внезапно отлетал в сторону и погасал. Самым трудным было не расхохотаться. Победители в рваных штанах пихались и орали друг на друга, после чего плюнули и отдали приготовление еды в руки своих рабов. И огонь сразу разгорелся.
Канчен-Ту охватывал азарт поиска. Однажды в пути, на тёплом, освещенном камне она увидела самку паука, которая вылезла погреться в лучах Сияющего. Большую, лохматую тварь с крестом на спине, размером с яйцо черной птицы и успела закинуть её в корзину впереди идущего победителя. Она не была сильна в биологии и слова такого не знала, но эта гадина была очень опасна для здоровья. А поскольку стояла весна, она не могла долго оставаться одна, уж кто, кто, а девочки в таких делах разбирались и знали, что её запах привлечёт не одного самца.
И это случилось к ночи, когда хозяева, наученные дырявой одеждой, отогнав подальше часового с факелом, захрапели под тёплыми шкурами, а Канчен-Та, полусидя на земле около большого валуна, прикрывавшего её от ветра, со злорадством наблюдала, как тёмные шарики в темноте скользили к своей цели и ждала. Это был её вздох. Вздох победы.
Когда крики всполошили весь лагерь и в темноте началась полная неразбериха, девочка стала одиночными шагами пробираться поближе к мечущимся телам, тем более, что её верёвка позволяла только такое движение.
Острым и напряженным взглядом она отмечала, что двое лежат неподвижно, а в изголовье у них должно быть оружие, еще двое бьют себя изо всех сил и им не до того, что творится вокруг, часовой в испуге таращит глаза и пытается понять, что делать, остальных вообще не видно.
Она села на корточки и стала перебираться к лежащим мелкими перебежками, и в конце концов была награждена двумя кинжалами, которые были припрятаны рядом, с их телами, как и положено. Остальное почти не заняло времени, только сердце бухало от предчувствия свободы, теперь Канчен-Та испугалась, что какой-нибудь пустяк сорвёт её план.
Но ничего не случилось. Она спокойно отошла на старое место и там, за прикрытием валуна, воткнув кинжал в траву, быстро перерезала верёвку на руках, схватила свою корзину и отползла к остальным пленным, там освободила ничего не понимающего мальчика и они оба сначала стали трусливо удирать, пока ощущение свершившегося освобождения не перебороло этого страха.
— Стой!..Тебя зовут Фарлин?
— Да, госпожа.
— Я не госпожа. Меня зовут Канчен-Та. Из Клана Огня.
— Так далеко? Тебя на верёвке гнали так далеко?
— Да, много дней. Мы должны вернуться, Фарлин. Возьми один кинжал. Только не давайся в руки. И бойся сети. Лучше всего стой подальше, внезапно поднимайся, кричи, кидай камни, дразни их и снова прячься. И не бойся ничего!
— Я понял, Канчен-Та! Я не буду бояться! Ты спасла меня! Я всегда…
— Не болтай зря. Погоди! Посмотри на небо. Мы пойдём на огонь факела. А назад беги вон на ту звезду. Видишь её? Запомнил?
— Да, я понял. Я готов.
— Пошли?
— Да!
И они вернулись.
Лагерь уже успокаивался, но никому ещё не пришло в голову пересчитывать пленников. Четверо вчерашних повелителей лежали без сознания, часовой уже стоял рядом и бормотал, что никого не было, его никто не слушал, ещё двое склонились над неподвижными телами и пытались в свете факела найти причину их бедствия и позора.