Ещё раз обыскали одежду каждого казнённого и сбросили всех в старый, полуразрушенный, чудом уцелевший колодец, который потом завалили камнями, с трудом собранными с территории селения. Вымылись в озере и ушли от этого места подальше, чтобы не беспокоить хао воинов, честно выполнивших свой долг.
Канчен-Та тоже ничего не поняла. Она радовалась своей победе, которой все также радовались и одобрительно похлопали её по плечу, как своего, и считала, что нож просто пролетел мимо.
Мишка ничего не сказал ей, он весь остаток вечера был в шоке, вспоминая этот медленный разворот летящего лезвия, направленного в тонкую куртку любимой. Может быть, клинок и не убил бы её, но ужас от этого не становился меньше. Из-за предателя, из-за этой козявки, жизнь которого не захотела взять ни одна из женщин в селении, могла в один вздох исчезнуть его любовь, его жизнь.
Одно нелепое движение руки и — всё! И также нелепо могли погибнуть и воины из отряда. Мало ли, кто из хассанов мог владеть искусством боя? А если бы они дрались подло? Сыпани в глаза песка и бей скрытно. Да и подлость ли это, когда ставка — жизнь и все участники равны, как звери. Хоть зубами, но убей!
Вокруг хохотали мужики, участвовавшие в казни, и с ними Пашка — боец, который им теперь был свой в доску, и особенно звонко переливался смех юного Фарлина. Он увидел настоящих героев!
Готовилась еда, гремела посуда, слышался звонкий смех женщин, которые вторично ощутили свою свободу, когда трупы врагов ушли в землю, которую осквернили когда-то. Они тоже были селянками и не раз видели горящие хижины и наглые рожи завоевателей. Ни у кого не было сомнений в правильности сделанного и в святости законченной мести.
И только Мишка не мог успокоиться и трясся в ознобе. Теперь у него уже получалось, что в этой ситуации хассаны вели себя благороднее, чем они сами. Не орали, не хныкали, молча молились и дрались честно, не раскисая от страха. А ириты, наоборот, заведомо знали, что идут казнить и что они на ножах сильнее. Так где же правда? Из раздумий его вывели тёплые руки:
— Почему грустный, Мроган? Ты не похвалил меня!
— Я боялся за тебя! За всех боялся!
— Разве я плохо дралась?
— Ты глупая! И единственная! Самая главная на свете!
— Нет, ты скажи!
— Ну, хорошо, хорошо дралась! Как дикий зверь! Но больше я тебя не пущу так делать!
— Глупый ты сам! Ты не пустишь, а жизнь снова выкрутит нас нелепо, как теперь. И что делать? Спрятаться в твой мешок? Туда тоже может попасть дротик. И копьё. И камень. И кто сказал, что ты всегда сможешь меня защитить? Или себя?
— Но он тебя чуть не убил!
— Чуть — не считается! Даже не поцарапал.
— То есть, ты уверена, что нож улетел на небо? Или утонул в песке?
— Раз его нет, значит он куда-то подевался. Зачем об этом думать?
— Никуда он не подевался. Вот он, твой нож! Летел прямо в грудь! Поэтому я и думаю.
— И как ты его нашел?
— Я не нашел! Я поймал его, когда он уже начал на тебя разворачиваться. Понимаешь ты это?
— А я?
— А ты неслась вперёд и ничего не видела, кроме этой поганой рожи!
— Значит, ты меня спас? Как ты это сделал?
— Не знаю, как объяснить. И зачем об этом говорить, если ты всё равно не учишься, только время тратить!
— Ну, попробуй, скажи.
— Надо замедлить время. Представить, что ты движешься гораздо быстрее, чем всё вокруг, или, наоборот, что всё сильно замедлилось, вот и весь секрет. Зачем тебе это?
— Ты просто не знаешь. Я учусь. Вот, смотри под ноги…
Мишка впервые увидел со стороны, как выглядят чудеса, пусть даже и маленькие, клубился фонтанчиками песок, прыгали мелкие камушки, даже вражий нож подёргался в руке, которую он тут же непроизвольно сжал.
Это было открытием. Маленькая шипастая девочка оказалась способной научиться тому, от чего отказывался даже его лучший друг, при этом она не была Думающей, это значит, что возможности к овладению колдовством гораздо шире, чем он считал на основании своего первого опыта.
А Канчен-Ту, наконец, прорвало, всё, что случилось с ней в дни рабства, она пересказывала теперь в новом свете и поражала своего учителя не меньше, чем он её когда-то своими чудесами. Сейчас чудом была она сама, открывая ему глаза на скрытые возможности иритов. И, хотя, эти возможности пока больше ничем не подтверждались, у Мишки уже вспыхнула перед глазами картина летучего военного отряда, способного без крови и жертв побеждать жалких врагов с их нелепыми луками и пращами.