Потом все устаканилось и уже было невозможно представить себе Красную Армию без пронизывающей ее снизу до самого верха системы осведомителей. Особый отдел был в каждом отдельном батальоне, полку, бригаде, дивизии, не говоря уж о корпусах, армиях, фронтах или округах. Так помимо партийного Вооруженные силы были поставлены под жесткий чекистский контроль. И нам могут сколь угодно долго и красочно заливать про подвиги особистов на ниве борьбы с иностранным шпионажем, но вплоть до начала Второй мировой войны их главной задачей было не это (хотя, по мере возможности, занимались и контрразведкой). Процитирую приказ Наркомата обороны и НКВД СССР о работе особых отделов НКВД от 13 января 1939 года: «На особые отделы НКВД возлагаются специальные задачи по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, Военно-Морском Флоте и пограничных и внутренних войсках НКВД…Осуществляют эти задачи путем… организации агентурно-осведомительного аппарата в армии, флоте и среди гражданского населения». Посему особистам вменялось информировать начальство «о всех недочетах в состоянии частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии и обо всех проявлениях вражеской работы, а также о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих, особенно на начальствующий состав». Этим сказано все: шпионы — шпионами, а главная задача военного чекиста — слежка за личным составом и сбор компромата на комсостав! Сколь успешна была работа особистов можно судить хотя бы по количеству репрессированных в 1936–1938 годы кадровых командиров РККА — около 40 тысяч — это, между прочим, без учета «контры», «шпионов» и «вредителей», выявленных среди военнослужащих-срочников! Так что несложно догадаться, сколь «нежно» относились армейцы к соглядатаям в своей среде. Но ничего этакого, отличного по своей сути от того, что происходило в те времена по всей стране, тут не было: если тайная полиция пасла каждого штатского, то уж человек с ружьем априори требовал особого внимания.
8 февраля 1941 года постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР особые отделы из НКВД передаются в ведение Наркоматов обороны и Военно-морского флота: отныне они подчинены уже не Лубянке, а военным! Однако ни их кадровый состав, ни задачи сих учреждений не изменяются ни на йоту: та же «борьба с контрреволюцией, шпионажем, диверсиями, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной Армии и Военно-Морском Флоте», все то же информирование «о всех недочетах в состоянии частей армии и флота и о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих армии и флота». 12 марта 1941-го появляется и Положение о Третьем управлении НКО СССР: вот там акцент делается уже собственно на контрразведывательную работу, хотя, понятно, отдана дань и вредителям, антисоветчикам и вообще «проникшим социально опасным лицам».
Недолго музыка играла — 19 апреля высшая Инстанция вдруг пересматривает свое же решение, сделав вывод, что в постановлении от 8 февраля «не учтена… целесообразность единства действий этих органов против антисоветских элементов, подвизающихся одновременно как внутри системы Армии и Военно-Морского Флота, так и вне ее»! Вот так, о борьбе со шпионажем тут вообще нет ни слова! Поняли, кто главный враг и за кем нужен догляд? Правильно… Больше с этой магистральной тропы особые отделы уже никогда не сойдут. Лишь в 1992–1993 гг. Павел Грачев рискнет совершить телодвижения с целью выведения военной контрразведки из состава госбезопасности и переподчинения ее министерству обороны. Безуспешно.
Впрочем, организованное 19 апреля 1943 года на базе особых отделов НКВД Главное Управление контрразведки «СМЕРШ» формально входило в состав Наркомата обороны, но попробовал бы кто из маршалов вякнуть что-то тов. Абакумову! Благо, что наркомом тогда по совместительству работал тов. Сталин… Так что в жизни особистов мало что изменилось: как были чекистами, так ими и остались.
В книге военного контрразведчика Ломова наткнулся на потрясающий пассаж: «в Отечественную войну особисты… арестовали сотни тысяч агентов и диверсантов фашистских спецслужб». Невероятно? Но если еще в мирное время счет обнаруженных только в армии «шпионов, вредителей и диверсантов» шел на десятки тысяч, отчего бы во время боевых действий этой цифири не возрасти уже на порядок?
Только вот по силам ли было даже всем вместе взятым спецслужбам нацистской Германии и ее союзников навербовать аж «сотни тысяч агентов и диверсантов»?! Они, быть может, и хотели бы… Все это из области запредельной фантастики. И нетрудно догадаться, что хотя разоблаченных агентов было и немало, но львиную часть тех сотен тысяч арестованных представляли обычные советские солдаты и офицеры, местные жители. Хотя, если в разряд «агентов и диверсантов» смело занести прибалтийских «лесных братьев», активистов польской Армии Крайовой, оуновцев, членов их семей — как раз и набежит несколько сотен тысяч!
Интересная вещь: существуют сотни, тысячи мемуаров о Великой Отечественной войне, от маршальских до солдатских, и нигде, подчеркну это особо, нигде вы не найдете теплого слова в адрес военных чекистов! В лучшем случае мемуарист просто обмолвится — был, мол, имярек такой. В худшем (особенно в солдатских воспоминаниях) в адрес особистов говорится такое — никакая бумага не стерпит. Даже описание внешности у разных авторов порой типовое: «В кожаном пальто, в фуражке явно не фронтового образца, самоуверенный и надменный… За ним ведь страшная, беспощадная тайна!» — это из книги бывшего помощника Горбачева Анатолия Черняева. Вот и полковник Ломов сетует на то, что особист «обычно изображен как трусливо прячущийся в тылу сытый и щегольски одетый тип, жестоко карающий невинных героев с передовой». Да что там, помнится в знаменитой поэме Твардовского про Василия Теркина особистам тоже выдается на орехи. Если уж даже советская цензура это пропускала, можно представить, какова была та братия наяву и во плоти. Несомненно, у фронтовиков были основания для столь жесткой оценки. И уж солдатской любовью и признательностью чекисты явно никогда и нигде не пользовались!
Особисты — это конкретные люди, но получить какие-то сведения официальные о формировании кадрового состава военной контрразведки невозможно. Прибегнем к полуофициальным, хотя бы к «Несанкционированным мыслям военного контрразведчика» М. Ломова: «Отбор идет из всех видов ВС, лиц с высшим образованием, чаще военно-инженерного профиля… Вчерашний толковый (за редким исключением) командир роты, талантливый инженер, подводник или летчик». Относительно предпочтительности технического образования — действительно, в памяти всплывают имена нескольких знакомых школьных лет, выбравших военную карьеру и спустя несколько лет оказавшихся в органах: все технари! Только вот насчет толковых ротных, не говоря уж про талантливых инженеров, подводников и, тем паче, летчиков — это крутовато загнуто. Таковых среди особистов не значится! Да и не может значиться: отбор ведется среди курсантов военных училищ и, как правило, предложение перейти в другое ведомство они получают на старших курсах — кто на третьем, кто на четвертом. Посему подавляющая часть армейских чекистов просто не успевает послужить в войсках и на флоте ни дня. Так что бывших ротных среди особистов попросту практически нет, не удивлюсь, узнав, что нет даже экс-взводных. Вот и друзья-военные подтверждают, что талантливый инженер — если он действительно талантлив — ни за что не променяет свою настоящую работу на псевдошпионские игры. Как и настоящий подводник, пилот. Кстати говоря, в авиации особистов отчего-то не любят сильнее, чем в других родах войск (о флоте не скажу, не знаю) — именно за некомпетентность подавляющей части особистов-авиаторов. Приятели-летчики регулярно проходятся на сей счет.
Впрочем, какое это имеет значение? А такое, подумайте сами: парень, не имеющий практических командных навыков — ни дня ни командовавший ни взводом, ни ротой, видевший работу штабов лишь в кино, с ничтожным жизненным опытом, не прошедший огонь и воду кастовой офицерской спайки — шагает в военную контрразведку прямо с курсантской скамьи. Годичные или полугодичные курсы спецподготовки погоды не делают — авторитетом в офицерской армейской среде эти люди уже не будут пользоваться никогда. Не будут и знать армию по-настоящему. Зато в их руках необъятная власть: один-единственный рапорт особого отдела — и любая офицерская карьера загашена на корню. Служаки-строевики это прекрасно понимают. Но больше всего их дико раздражает, что пока один лейтеха пашет со своим взводом по полной программе, другой, его вчерашний сокурсник и нынешний опер с теми же двумя звездочками на погонах, важно ходит с бумажками и свысока поглядывает аж на комбата! Одному еще лет 8–10 вкалывать на необъятных просторах и в горячих точках, чтобы дослужиться до комбата, но к тому времени его сокурсник-особист, уже будет уверенно покрикивать на целую кучу армейцев-полковников. Не говоря уж о том, что свои жилищные проблемы в гарнизонных городках товарищи из военной контрразведки всегда решают быстрее и надежнее, чем их подопечные. Хотя бы уже поэтому в армейской среде особистов, мягко говоря, недолюбливают. Пока еще не встретил ни одного военного, всерьез считающего, что особые отделы занимаются контрразведкой — ловят шпионов. В глазах любого нормального офицера у особиста лишь одна функция: стучать, стучать и еще раз стучать… Слишком упрощенно? Но разве само по себе не характерно, что за рамки этого образа военные чекисты не могут выйти уже восьмое десятилетие?! Меняются эпохи, правительства, государственный строй, названия службы — но не ее основная функция?!