Позавчера Пискунова приняла от Кирилловой рулон похищенной бязи и намерена продать ее через торговый павильон. Цель — нажива.
Пискунова материально обеспечена хорошо. Имеет дорогую квартирную обстановку и дорогие наряды, хотя в будничные дни одевается скромно…»
К вечеру Якову Степановичу стал известен еще один интересный факт. После отъезда из Колташово, в конторе сельпо появился председатель Александр Николаевич Клоунов. Узнав, что сотрудник ОБХСС проверял отчеты, сходил в склад, хмуро спросил:
— Кем интересовался?
— Никем.
— Каким магазином?
— Тоже никаким. Попросил отчеты всех магазинов и склада и ушел в ваш кабинет.
— Еще что?
— Все.
— Ничего не расспрашивал?
— Нет.
— Та-ак. А в складе что делал?
— Ничего. Поводил глазами по сторонам и вышел. Правда, ругался: в бочках не оказалось воды и противопожарный инструмент был не в полном комплекте…
Посещение сельпо работником ОБХСС насторожило Клоунова. Лично он не принимал участия в каких-либо жульнических махинациях, но в какой-то мере был зависим от Натальи Федоровой, которая никогда не скупилась на угощения и не намекала на возмещение расходов за водку и закуску. Не она ли интересовала сотрудника ОБХСС? На всякий случай, ее надо предупредить… Береженого бог бережет.
И Александр Николаевич не замедлил встретиться с Натальей Владимировной. Сообщение Клоунова привело Федорову в трепет. Ведь в магазине находились нитки в бабинах. На тысячу девятьсот восемнадцать рублей! Вдруг нагрянет ОБХСС! Попробуй, оправдайся.
После короткого разговора Клоунов согласился лично увезти нитки в другой магазин, туда, где торгует самый честный работник сельпо. Там ОБХСС никогда не появится…
Вскоре грузовая машина петляла по извилистой проселочной дороге. В кабине, рядом с шофером, сидел Клоунов. Он был молчалив и угрюм. Беспрерывно дымил папиросой.
Встреча с продавцом небольшого деревенского магазина не обрадовала Александра Николаевича.
— Без фактуры не приму, — твердила женщина.
— Фактура будет позднее. Вышлю.
— Нет. Это нарушение…
— Брось ты! Неужели я, председатель, буду обманывать? Сказал, пришлю, значит пришлю.
— Не приму, Александр Николаевич. Хоть с работы увольняйте.
Упрямство продавца разозлило Клоунова, и он, не попрощавшись, ушел, хлопнув дверью.
— Давай в Грачево, — сердито фыркнул Клоунов, закидывая ногу в кабину. Шофер удивленно поглядел на Александра Николаевича и включил скорость.
И опять машина завиляла по проселочной дороге, то сбавляя, то набирая скорость.
Напрасно Александр Николаевич лелеял надежду на Грачевский магазин. И там товар не приняли без фактуры. Вконец расстроенный и злой, Клоунов возвратился в Колтышово. Оставалось одно: попытаться оставить нитки в складе сельпо. Уж здесь-то ему не откажут. Здесь он, как дома. Правда, рискованно. Но другого выхода нет. Авось, пронесёт.
Узнав намерения председателя, заведующая складом замахала руками:
— Что вы, Александр Николаевич! ОБХСС шарится, а вы такое предлагаете! Нет, в склад не пущу! На дворе можете оставить. Вон под крышей места много.
— Загоняй машину под навес, — раздраженно бросил Клоунов шоферу, — свалим в угол…
О результатах проверки Пискуновой и о похождениях Клоунова Яков Степанович доложил подполковнику Коклягину. Вот тогда-то и был утвержден план оперативно-следственных действий. Возвращая дело майору, подполковник глухо сказал:
— Можно реализовать.
Что это значит? Это значит: события должны развиваться стремительно. Дальше медлить нельзя. Пора открыто встретиться с противником. Лицом к лицу. Это значит, что все действия созданной опергруппы возглавляет и направляет следователь. Он становится на капитанский мостик и не покидает его, пока не поставит последнюю точку в уголовном деле.
Следователь управления внутренних дел старший лейтенант Макаров утром приехал в Колташово, обнаружил под навесом ворох ниток в бабинах, нашел в складе сельпо бязь, изъял в конторе из пухлых папок интересующие следствие бумаги и возвратился в Курган.
В это же время старший оперуполномоченный ОБХСС майор Харитонов и оперуполномоченный Богатырев появляются в деревне Челноково, где живет Наталья Федорова. Водитель останавливает машину у пятистенного дома. Оперативники заходят во двор. Где-то близко мычит корова, хрюкает свинья, кричит петух. У мотоцикла с коляской возится мужчина. Заметив вошедших, он разгибает спину и, обронив ответное «здравствуйте», недовольно спрашивает:
— Вам кого?
— Наталью Владимировну. Она дома?
— Да. Заходите.
— А вы? Не желаете?
Мужчина удивленно вскидывает брови, разводит в стороны руки:
— Я тоже нужен?
— Желательно…
Бросив на колесо измазанную тряпку, мужчина первым перешагивает высокий порог сеней. За ним, прижимая к бедру папку, идет майор Харитонов. Потом в проеме двери исчезает плотная фигура Богатырева.
— ОБХСС, — представился Яков Степанович, показывая удостоверение личности остановившемуся на середине кухни хозяину.
У стола замирает на месте растерянная Федорова. Она бледнеет. Округленные глаза постепенно сужаются, блуждают по полу. На пороге комнаты застывает девушка лет шестнадцати. Не мигая, она недоуменно глядит на незнакомых мужчин. Затем переводит взгляд на мать.
Дверь, скрипнув, распахнулась: шофер привел понятых. Яков Степанович глухо объявляет постановление на обыск, разъясняет обязанности понятым. И снова в доме повисает тяжелая тишина. Работники милиции приступают к обыску. Находят и изымают черновые записи Федоровой. Больше ничего не обнаруживают.
— Собирайтесь, Наталья Владимировна, — предлагает майор Харитонов. — Поедете с нами.
— Мама! Ма… — девушка несмело делает шаг вперед, сжимая ладонями холодные щеки. На ресницы выкатываются слезы. Она забыла все обиды. Забыла, как мама приходила после работы навеселе…
Хозяин дома тяжело вздыхает, сокрушенно качает головой:
— Эх, Наталья, Наталья! Ну, чего тебе не хватало? Сама получала полторы сотни в месяц. Я — около двухсот. Хозяйство имеем. Что тебя заставило?.. Детей позором измазала… Эх, ты!
Федорова виновато роняет взгляд в ноги мужу. Молча надевает потрепанный джемпер, шею обвивает концами старой косынки…
От Колташово до Глинок километра два. Машина мчится по знакомой для Федоровой дороге. Из-за вечнозеленого бора поднимается ласковое солнце. Оно бьется о стекла, пытаясь заглянуть в машину. Но люди в машине не улыбаются ему. Они угрюмо молчат, недовольно отворачивая лица от ярких лучей. Люди не восхищаются даже цветами, бегущими навстречу по обеим сторонам дороги. Каждый, кто сидит в машине, занят тяжелыми думами, своими заботами.
В Глинках работники милиции опечатали магазин, и машина, оставляя пыльный хвост, понеслась дальше. Скоро она вырвалась на дорогу, которая узкой лентой тянется до Кургана.
Впереди показался велосипедист. Он едет навстречу, бойко покручивая педали. Машина, не сбавляя скорости, прижимается к правой обочине. Слева промелькнула щуплая фигура мальчишки. Наталья Владимировна, наблюдавшая за велосипедистом, до боли закусывает губу, прикрывает рот ладонью.
— Сын мой… Сынуля… — не своим голосом произносит она, закрыв глаза. — Мальчик мой… даже проститься не довелось. Дура я, дура… Бить меня некому…
Наталья Владимировна не стеснялась слез. Яков Степанович повернулся к ней, задумчиво выдохнул: