— Таких не надо выпускать на свободу.
— Все делается в пределах закона. Многие порывают с тяжелым прошлым, живут честно. Это — хорошо. Правда, отдельных приходится возвращать обратно за новые преступления. Печально, но факт.
— Я не понимаю…
— Со временем поймете. — Горбунов поднес к глазам кончик авторучки, сдернул с пера волосинку. — Давайте-ка ближе к делу, Ольга Игнатьевна. Скажите, почему приняли вещи от Верхотурцева?
— Не брала. Отказывалась. Оставил.
— Почему не заявили в милицию?
— Боялась. Он пригрозил: «Кому сболтнешь — кишки выпущу».
— Запугивать они умеют. На деле совсем иное получается. Преступника уличают свидетели, люди. Фактов мести я лично не знаю. Даже не слышал. Отомстить — значит совершить преступление, за которое неминуемо последует наказание. Разве этого не понимают те, кто угрожает?
— Может быть, — горько выдохнула Ольга Игнатьевна. — Я устала жить и, видимо, поэтому многое усложняю…
Александр Самсонович, закончив допрос, закурил.
Удачно провели обыск и свердловчане. Они привезли узел и чемодан, наполненные добром. Горбунов встретил их добродушной улыбкой. А через полчаса передал в Курган по телефону первые результаты работы в командировке.
Спустя еще два дня поезд Свердловск — Алма-Ата увез Александра Самсоновича в родное Зауралье. В Кургане встретили приветливо. Начальник отдела крепко стиснул руку, улыбаясь, говорил:
— Молодец! После твоего звонка мы тоже неплохо потрудились. Верхотурцева задержали, часть ворованного нашли.
— Верхотурцев признался?
— Конечно.
— Обухова отметает?
— Пока да.
— Молдавию запросили?
— Да.
— Интересно, что ответят.
— Поживем — увидим.
В камерах предварительного заключения тишина. В каждой двери — застекленный круглый волчок. Только нет волчка в следственной комнате. При помощи металлических угольников коричневый стол и две широкие табуретки намертво привинчены болтами к полу. Одна — по одну сторону стола, вторая — по другую. Здесь допрашивают арестованных и задержанных или просто с ними беседуют.
Дежурный КПЗ гремит связкой больших ключей. Дергает на себя тяжелую дверь. На коричневых нарах валяются двое. Один поднимает голову.
— Верхотурцев, — тихо говорит дежурный.
— Я.
— На следствие.
Парень средних лет метнулся с нар, юркнул в коридор. Щелкнул большой автоматический замок. Дверь захлопнулась. Верхотурцев зашагал впереди дежурного. Не спрашивая разрешения, зашел в следственную комнату, сел на табуретку, закинув ногу на ногу. За столом видит незнакомого мужчину, одетого в штатский костюм. «Какой-то новый, — думает Верхотурцев. — Такой еще не допрашивал». Взгляд остановился. На столе — ни одной бумажки. Верхотурцев молча жмет плечами: «Почему нет бумаг? Так еще не бывало».
— Не удивляйтесь, Верхотурцев, — сказал Александр Самсонович, с интересом наблюдавший за поведением задержанного. — Бумага не нужна. Писать пока не будем.
Верхотурцев скривил лицо. Капитан не шевельнулся, продолжал сидеть спокойно, облокотившись на стол.
— Моя фамилия Горбунов. Работаю в уголовном розыске. Мне хочется потолковать начистоту. Вы можете говорить правду?
— Какой разговор! Я из тех, кто доверяет душу не только всем богам, но и милиции.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Веселый вы человек, оказывается.
— Какой есть.
— Вы о жизни всерьез мало думаете.
— Точно. Индюк думал, да в суп попал, — Верхотурцев заулыбался.
— А вы не думаете — так в колонию. Второй раз. Охота?
— Нет.
— Почему взялись за старое?
— Не знаю.
— Неправда.
— К чему старое ворошить?
— Как?
— Так.
— Договаривайте.
— Стоит ли?
— Думаю, стоит.
Наступило молчание. Александр Самсонович сидит неподвижно. Лицо потемнело. В карих глазах мелькнули злые искорки. Верхотурцев сник.
— Ну, — первым произнес оперативник.
— Выковыриваете причину преступления?
— Да.
— Иск тяжелый на моих плечах. От первой кражи остался. Мы тогда много взяли. Почти все прокутили. Когда арестовали, от украденного остались рожки да ножки. Пока сидели — отработать ущерб не смогли. На свободу вышли с финансовыми хвостами. Ну, и стали из моей получки выдергивать червончики… А жить хотелось пошикарнее. Вот и решили рискнуть еще раз… Думал, пронесет. Не вышло.
Верхотурцев хлопнул ладонями по коленкам, попытался пошутить:
— Вот так они и жили. Дом пропили, ворота купили…
Положив острый подбородок на подставленные кулаки, Александр Самсонович с минуту молчал. Затем медленно разогнул спину, вздохнул:
— Дурак ты! И вот почему. Я только что возвратился из Свердловска. Там говорят, что на первой краже вас было четверо.
— Вы ездили в Свердловск?
— Да. По твоему новому делу.
— Дела-а… — Верхотурцев свистнул.
— Так вот, за первую кражу осудили тебя и Сальникова. Остальных вы отмели, не захотели «продать». Что же получилось? Выкраденным воспользовались все, а возмещать ущерб пришлось двоим. Вам с Сальниковым. Если взыскивали бы с четверых — ты платил бы наполовину меньше. На свободу вышел бы не только без «финансового хвоста», а и мог иметь кое-что в кармане. Так что сумма иска зависела от тебя самого.
— Пожалуй, — уныло выдавил Семен.
— И далее. Какой смысл воровать вообще? Вора все равно найдут. Осудят. Заставят платить нанесенный ущерб. Выходит, вор безрассудно лишает себя свободы на несколько лет.
— Верно.
— Любой вор — дурак. Возьмем карманника. Дай ему сто рублей и скажи: «Иди в колонию на три года». От трехсот откажется. А за десяткой лезет в карман. И получает три года. Разве он умный?
— В жизни глупости бывают.
— В том-то и дело. И сам ты опять допускаешь глупость.
— Не дошло, — Семен улыбнулся.
— На краже, за которую находишься здесь, ты был не один. Товаров на три тысячи рублей одному не унести. Пойми — если мы не сможем доказать вину Обухова — тебе одному надолго хватит возмещать ущерб. Да старый иск не погашен. До старости не расплатишься.
Верхотурцев задумчиво трет морщинистый лоб, чувствует, капитан прав. Задал нелегкую задачу.
— Что делать, капитан?
— Обухов был на краже?
— Ну, был, — тянет Семен.
— Его уличить надо, тогда будете платить пополам.
— Открытых показаний не дам. Не пытайтесь меня допрашивать. Найти помогу, если моя фамилия не будет фигурировать в документах.
— Разыскать Обухова — раз плюнуть. Без тебя обойдемся. Уличить помоги.
— На очной ставке? Не-ет.
— Можно иначе.
— Как?
— Скажи, кому он продал хотя бы часть вещей? Мы изымем их, допросим покупателей, предъявим Обухова на опознание, и ему не открутиться.
Верхотурцев замолчал, раздумывая. Встретив серьезный взгляд оперативника, заговорил:
— В Кургане Юльке Поповой толкнул часы «Заря». Два добрых платья в Белозерском… Два чемодана прихватил с собой.
— В Молдавию?
— Уже знаете?
— Как видишь! — Горбунов улыбнулся.
— Туда… Только еще раз прошу оставить наш разговор в тайне.
— Гарантирую.
Александр Самсонович достал из кармана блокнот, авторучку. Записал фамилии, адреса.
— Дай еще закурить, капитан.
— Бери, — Горбунов достал пачку «Севера». — Бери все.
— Спасибо.
Александр Самсонович нащупал под крышкой стола кнопку, нажал пальцем. Через минуту появился дежурный КПЗ.
— Уведите, — тихо сказал капитан, вставая. Следственная комната опустела. В открытую форточку ворвался свежий ветер.
В телеграмме из Молдавии сообщалось: «Обухов Дмитрий Кириллович… осужден за кражу. Подробности почтой…»
«Значит, то, что украл в Кургане, промотал, — с досадой подумал Александр Самсонович, прочитав телеграмму. — Да и в Молдавии успел напакостить. Придется затребовать, чтобы тебя этапировали в Курган. Ты нам нужен…»