Жюбо лениво встал в очередь, по пути рассматривая других курьеров. Тот за кем он занял место и следующие трое, внимания не заслуживали. Типичные дохляки, ничего интересного. А вот рядом со стойкой, что-то хрипела весьма миловидная особа. Во-первых, девушка, что уже само по себе примечательно — как правило, люди умирают в возрасте за сорок. Далее одежда. Из нее только коротенькая юбочка, да маленькая маечка с надписью «Ля Ром Мастер!». Значит новенькая. На ногах почти нет трупных пятен, правда, правая ахилла перерезана. А еще огненно-рыжие волосы свисают прямо до двух полукругов. Кстати из-под шортиков они немного виднелись. «Да, — подумал Жюбо — если бы я встретил тебя лет тридцать назад…». Он кинул презрительный взгляд на маленького предателя, немного проглядывающего в хлопчатобумажных штанах.
Но почему Бабатоня с ней шепчется? Еще интересней. Значит, она сидела кругом не ниже Хоры. Там уже чувствительность такая… надо бы проверить.
— Гхм! — Откашлялся Жюбо громко.
Девушка тут же прижала ладони к ушам, а Бабатоня грозно посмотрела на Жюбо, из-под пучков соломы, служивших ей бровями. Она наклонилась к девушке, что-то шепнула, а потом как-то свернулась, что ли и… Увесистый булыжник, размером с голову овчарки, прилетел Жюбо прямо в лоб.
Тело согнулось от нестерпимой боли. Это невероятно! ЕПРСТ, КАК ЖЕ БОЛЬНО!!! Нельзя описать, нельзя рассказать вам люди, что это такое — боль! Когда тебя скручивает, разметает, когда воет сама бессмертная душа, когда хочется биться головой об стенку, но нельзя — тогда боль только усилится. Все отдать, чтобы умереть, но ты уже мертв…
Сколько это продолжалось, Жюбо не знал. Когда открыл глаза, увидел над собой личико рыженькой девушки с мягкими наушниками и стойку Бабытони. Противная старуха тоже никуда не делась.
— Тебе еще врезать мозгляк? — осведомилась старушенция.
— Нет Бабтонь. Простите, что плохо подумал…
— А вы мысли читать умеете? — Округлила глаза девица.
Даже сквозь отголоски боли, Жюбо отметил, что она довольно красива. Тонкие брови, зеленые глаза, ровный носик. Алая верхняя губа, у-м-м-м. А дальше… ну и что раз нижней челюсти нет, так он разве не может додумать? Хотя, с другой стороны, как она говорить умудряется? А, наверное, это вон та коробочка за нее. У, колдуны клятые!
— Не мысли, а только общее их направление, — ответила Бабатоня.
Жюбо осторожно приподнялся, провел пальцами по разбитому черепу.
— И мои? — продолжила девица.
— И твои, и его и усех! Меня знаешь ли, не зря на работе держат, в отличие от того бездаря.
— А ему не больно?
— Конечно, больно. Ты ж лучше об этом знать должна.
— Так что и здесь тоже?
— И здесь, и везде! Правила те же, тело-то ведь прежнее осталось.
— А я думала… — Девица сразу опустила плечи и поникла. Жюбо стало ее жалко, он пробормотал:
— Да не волнуйся ты так. У нас здесь лучшие болеутоляющие в Мире!
— А чего тогда тебя так скрутило? — Девушка прищурилась, рассматривая мозг в глубокой трещине на голове мертвеца.
— Так это… — начал Жюбо, но его перебили.
— А потому что лодырь он и бездарь! — сказала бабка. — У него штрафов, что у меня правнуков! И он наказан.
Старушечьи губы раздвинулись, показывая желтизну и налет. Так, наверное, скалится гиена перед раненым львом.
— Ты опять начинаешь? — крикнула бабка, но тут же спохватилась. — Прости меня милочка, я забыла.
Девушка упала на пол и принялась кататься, зажимая уши. Жюбо отметил, что трусиков она не носит.
— Жюбо!
— Чего? — Младший курьер перевел взгляд на бабку. — Теперь-то я ничего не делал. И чем это вы меня так?
— Вот этим.
Добрая старая карга порылась в складках старой одежды и достала злополучный камень.
— А откуда… — начал Жюбо.
— Усегда ношу за пазухой, — ответила бабка. — Эй милашка, хорош там ползать, вставай!
Девушка кое-как поднялась, все еще держась за голову. Немного шатаясь, она подошла к стойке.
— Бабатонь ну зачем вы так? — еле-еле спросила коробочка в тоненьких пальчиках.
— Ничего страшного милочка, потерпишь. Вон в аду, небось, и не такого повидала?
— Но я думала…
— Хорош сопли развозить, ишь разнуздалась! Тут может не гиена, но и не курорт. Теперь с тобой Жюбо.
— Угу, мадам?