Родионова всколыхнула подступившая к самому горлу, волна внутреннего негодования:
-Я служу своей Родине. Да я такой мужчина, какой я есть, таким меня воспитали родители. Да, наверное, по вашим понятиям я не никакой не мужчина. Но какая бы она не была эта страна - нищая, жалкая, любая, но она моя Родина. Родину как мать - не выбирают. И другой родины у меня нет, и уже не будет. У вас есть ваши горы, ваша земля, ваше небо - это ваша родина. У вас есть ваша правда. И у меня есть своя правда и Родина. Если моя Родина не может меня достойно содержать, то это я надеюсь, все временно. Потому что ей, сейчас очень трудно. Она болеет, болеет тяжело, страшно, но я верю - она все равно, как сотни, раз до этого было уже в нашей истории, она поправиться, выздровит, вот увидите. Встанет с колен. Смутные времена пройдут как болезнь, и все будет хорошо. Такие как вы надеются, что эта болезнь смертельна, но это их заблуждение. Так уже было. И знайте - это моя вера. Это как вера в бога, хотите в Аллаха или там в Будду. Вы это понимаете? И думаю нам больше не надо продолжать разговор на эту тему. Я не могу вам ничем помочь. Я знаю сейчас время такое, и вы легко найдете сотню другую офицеров, которые очень дешево продадут вам всю нужную информацию. Только поэтому я не считаю нужным сейчас вас задерживать. Это бессмысленно. Вы и, правда, откупитесь, чтобы не случилось. А я устал, и эти проблемы мне сейчас совсем не нужны. Вы пришли ко мне от друга, как друг, но если разобраться мы друг другу враги. -
-Да Советский Союз был моей родиной, но наша моя родина не ваша пропитая и проданная всеми Россия. Мы чеченцы не хотим, что бы ваши олигархи продавали наш народ, точно так же как продали ваш - за гроши и водку, и будем за свою независимость сражаться до конца. - хлопнул ладонью по столу Муса.
Родионов отрицательно покачал головой.
-Вы зря затеяли войну с Россией. Вас разобьют. Шансов нет. Рано или поздно!-
-Что ж вижу, я вас не убедил, а жаль. В той войне, что начинается мы, будем по разные стороны. Вы правы, мы покупаем ваших военачальников и чиновников пачками, они продаются нам удивительно легко. Мы покупаем в России оружие нашей армии, которое за вашей спиной продают ваши начальники. Вы меня признаться удивили. Я не сомневался, что купить вас не составит труда, я навел о вас справки, вы в тяжелом материальном и семейном положении, вам как воздух нужны деньги, и я вам предлагаю их, а вы не продаетесь. Что ж я уважаю вас. Таких как вы не так-то много осталось. Я не прошу Вас пожать мне руку, не надо. Просто прощайте. -
Он встал, пустыми холодными глазами волка оглядел зал, словно вывернул его наизнанку своим взглядом, и упругой походкой пошел к выходу из кафе, за которым скрылся, растворившись во тьме улицы. О Волкове даже и не вспомнил. Дверь за ним хлопнула, закрылась, словно горца и никогда и не было, и все случившееся был лишь только дурной пьяный сон. Только сейчас Родионов заметил, что деньги так и остались лежать на столе. Десять сто долларовых зеленных купюр подтверждающих то, что все это было и вовсе не приснилось ему. Он брезговал этими деньгами. На этих деньгах лежала печать проклятия, кровь людей, печать предательства. 'Да уж деньги не пахнут!'. Чем пахли эти деньги нефтью, кровью, порохом?
Один из тех, мужчин на кого полковник обратил внимание, встал, оделся и вышел следом за Мусой в ночь. Другой остался, наблюдая. Тут вернулся Сергей, еще более пьяный, чем когда уходил. Наверное, он пил один у барной стойки. А иначе где он так набрался?
-Ну что продолжим?- спросил невозмутимый Волков, присаживаясь.
-А этот, уже ушел? - он даже не назвал Мусу по имени, как будто ухе его и забыл - компаньона по бизнесу.
-Да ушел. А ты же все знал? Как же ты так мог меня так подставить? Ты что меня продал? -
-Чего ты, я вообще ни понимаю о чем ты?- злобно бросил в его сторону Сергей, - да ему было стыдно и от этого злость к самому себе, его переполняла. Именно из-за предательского стыда, которого быть не должно! Волков прятал глаза, пьяному так было сложно врать. Так не хотелось. Он попытался выкрутится, все сгладить:
-Тебе же дали работу? -
-Да дали, вот видишь, уже даже и заплатили!- Владимир кивнул на оставленные Мусой деньги, лежавшие на столе среди тарелок и рюмок как будто салфетки.
-Я был тебе должен. Вот бери все, теперь оно твое! Я думаю, этого хватит, что бы закрыть мои долги! Я что-то тебе еще должен? -
-Ты мне ничего не должен!- простонал Серегей. Ему хотелось напиться насмерть, что бы ничего не помнить и не знать, чтобы забыться. Убежать в пьяный сон из этого кафе, от мыслей и даже от себя самого. Он смотрел затравленным зверем, говоря взглядом другу: 'ну что ты от меня хочешь?'.
Родионов встал из-за стола, надел шинель, шапку и молча, не прощаясь, ушел из кафе и из жизни Волкова навсегда, так же как и Муса хлопнув входной дверью. На столе среди рюмок, посуды и бутылок по-прежнему оставались деньги. Волков вздохнул, выпил еще рюмку и взял деньги со стола:
-Какие мы гордые! Выше генштаба только солнце! - равнодушно пожал плечами он. 'Но не пропадать, же им? Ладно пора и мне домой'. И он знал, попроси его Муса сделать это снова и снова Волков бы поступил со своим другом точно так же, потому что все люди поступают друг с другом точно так же, а при определенных условиях и за хорошие деньги даже близкие и родные!
Волков подошел к барной стойке, он решил выпить еще алкоголя 'на пасашок', так, что бы ему наверняка удалось окончательно напиться. Что-то внутри было не так, и это мешало ему, а душа настойчиво требовала покоя. По телевизору, висевшему над барной стойкой, показывали Ельцина и каких-то важных уже вроде бы даже уже примелькавшихся политиков в серых строгих пиджаках, говоривших умные речи. А бармен за стойкой, то ли запомнив Сергея, выпивавшего там минут пятнадцать назад, то ли перепутав его с кем-то, спросил:
-Все как всегда? -
-Все как всегда!- вздохнул Серегей, наблюдая картину на телеэкране. Изображение плыло в его пьяных глазах, но он, упорно сосредотачивался на нем, и ответил бармену машинально, даже поняв заданного ему вопроса. Тот догадавшись повернул голову, вытянулся, близоруко щурясь, грустно посмотрел на телевизор, и одобрительно покачав головой, согласился с ним:
-Все как всегда!-
И тут же налил клиенту в небольшой стакан из толстого прозрачного стекла, ароматного коньяка, положил на блюдце тонкие ломтики лимона и придвинул все это к Сергею:
-Все как всегда!-
А тот как бы произнося тост, кивнул ему в ответ:
-Все как всегда!-
И, правда, было все как всегда, были подлость и верность, трусость и дружба, любовь и долг - все это, как и было , так и осталось на своих местах, и ничего не поменялось в мире.
Часть вторая
Севастополь
1.
Снегопад закончился. Было уже очень поздно. Утомленная Москва гасила огни домов и уличных фонарей, кутаясь от холода в ночную тьму, замирала, затихала, ворочалась, словно бы успокаиваясь после суеты долгого дня, уже канувшего в небытие. Огромный мегаполис, уставший от забот, погружался в сон, накрытый мягким пушистым снежным одеялом. Снег лежал повсюду - на крышах домов, козырьках подъездов и опустевших московских улицах. Припорошенные белой пудрой молчали кусты и деревья. Зима расщедрилась на снег как никогда, высыпав с неба на город все свои запасы. Стало совсем безлюдно и тихо, и лишь редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, как осколки прожитого дня, все по-прежнему куда-то торопились, спешили, мелькали мимо в непонятной суете, как будто безнадежно опаздывая, так странно похожие на заводные игрушки в своем бесконечном беге. И Родионов сам вдруг почувствовал себя такой же заводной куклой, начисто лишенной всяких чувств, игрушкой, которая механически ест, пьет, ходит на службу, что-то говорит и делает, но существует все больше по какой-то привычке, отстраненно наблюдая за самим собой и удивляясь тому, как это все так с ним стало. Где он, куда делся тот человек, которым он был прежде? И не находя его этого прежнего человека, он поражался собственной пустоте, как будто бы его душа как змея сбросила шкуру и уползла, а он и теперь есть эта сброшенная шкура, по ошибке считающая себя человеком. Но полковник тут же отбрасывал эту нелепую мысль, как снег с ботинка, так что бы больше никогда не возвращаться к ней.