3
Все что случилось потом с его отцом, Иван Петрович Родионов узнал только в мае 1961 года, когда по какой-то странной случайности он получил приглашение от сослуживцев Петра Кузьмича на проходившую, тогда в Севастополе военно-историческую конференцию посвященную двадцатилетию начала героической обороны. На нее съехались многие участники тех далеких событий, в том числе и последних трагических дней обороны. На большой сцене зала на фоне огромного Ленина в президиуме восседали знаменитые герои Севастополя - адмиралы Октябрьский, Кулаков, снайпер Людмила Павлюченко, и многие другие, чьи славные имена были известны всей стране.
Как и все советские люди, Иван Петрович Родионов, тогда совсем немного знал о последних днях героической обороны. Все его познания ограничивались официальным историческим фактом, говорившим только о том, что 3 июля 1942г. советские войска, по приказу Ставки Верховного Главнокомандования оставили осажденный Севастополь и были эвакуированы на Кавказ. Чтобы не дать противнику помешать эвакуации, части прикрытия в районе Севастополя упорно сдерживали наступление врага, а тем временем по ночам производилась войск эвакуация на корабли. Руководя обороной войск прикрытия, - как было сказано супруге в похоронке, героически погиб генерал-майор Родионов Петр Кузьмич до конца исполнивший свой долг.
Конференция проводилась в здании Матросского собрания Севастополя, на ее начало Иван Петрович Родионов опоздал, смог приехать лишь к 18 маю на дни заседания, посвященные трагическому концу обороны.
В тот день было несколько докладов, в частности о роли Черноморского флота и авиации в обороне города, о применении немцами сверхтяжелых осадных орудий. Далее к 11 часам объявили перерыв, а когда Иван с него вернулся, конференция продолжалась очередным выступлением. С трибуны, установленной в центре сцены, докладывал об окончании обороны Севастополя лысый пожилой доцент исторического факультета столичного университета. Говорил он много, часто повторяясь, то и дело, приправляя свою речь цитатами классиков Марксизма-ленинизма, ссылась на исторические источники. Доцент бодро закончил свой доклад, густо пересыпанный цифрами и датами, шаблонной фразой:
- Основная задача защитников Севастополя сводилась к тому, чтобы как можно больше сковать на Севастопольском участке фронта немецко-фашистских войск и как можно больше уничтожить живой силы и техники противника. И эта задача защитниками Севастополя была с честью выполнена! По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля 1942 г. советские войска оставили Севастополь. Бойцы, командиры и раненые из Севастополя были эвакуированы. Ура товарищи! -
Закончив свое выступление, доцент в свойственной лекторам, манере снял очки, и оглядел зал, ожидая привычных заключительных оваций. Но их не было. Аплодисментов, тогда не услышал, никто. Мертвая зловещая тишина, сотен злых лиц, сотен горящих ненавистью глаз брошенная презрительным вызовом ему в лицо, сгустилась и тяжелым облаком молчания повисла над залом. А потом она расползлась, заполнив все его пространство, растворилась где-то между рядов в гневном нарастающем шуме обиды и негодования. Растерянный докладчик не зная, как ему быть, с взглядом полным надежды развернулся к президиуму, ища там хотя бы какую-то поддержку. Но обвешанные медалями и орденами суровые адмиралы лишь сделали вид, что все происходящее их совсем не касается, все так, же перебирали бумаги, как будто, спрятавшись за ними от гнева фронтовиков.
-Задавайте вопросы товарищи,- нашелся предложить залу лектор, и развел руками. Возникла пауза - никто ничего не спрашивал. Лектор уже было хотел ретироваться с трибуны, он сложил исписанные листочки доклада в красную папочку.
-А можно спрашивать прямо с мест? - прервав паузу, кто-то громко спросил из галерки.
-Можно,- даже обрадовался доцент.
Иван Петрович тогда сидел сзади, как раз на этой галерке, сразу за одной из дружных групп фронтовиков, составлявших большинство присутствовавших на конференции. Они достаточно грубо, прямолинейно, особо не стесняясь в выражениях, прокомментировали друг другу этот провальный доклад. Ветераны говорили едва слышным ему шепотом:
-Это все неправда. Нас предало и бросило наше командование, которому мы все так беззаветно верили. Может кто-то, наконец, хотя бы здесь и сейчас расскажет всю правду, о том, как мы голодные и израненные тогда умирали на скалах Херсонеса, все еще наивно веря в то, что нас не бросили, нас еще спасут. А немцы попросту нас закидывали гранатами сверху со скал, и со смехом мочились на наши головы. Не было питьевой воды и патронов, рядом умирали раненные лишенные всякой помощи. А этот лысый лектор из подмосковного санатория хотя бы представляет хоть на минуту себе всю ту бездну человеческого отчаяния, которую мы пережили, проклятые и обреченные на смерть и плен. Да здесь почти все фронтовики прошли через концентрационные лагеря. А скольких среди нас нет, скольких мы оставили там не похороненными у скал? Сколькие утонули в попытке уплыть от врага в море? А где были наши командиры, они сбежали и бросили нас! -
Натянутое струной терпение людей наконец-то лопнуло, прогремел первый громкий выстрел гнева в трибуну, - нервный мужчина из первых рядов вдруг вскочил и грозно потребовал ответа:
-А скажите вы нам, почему тогда наше командование и присутствующий здесь адмирал Октябрьский бросили нас, оставив почти сто тысяч человек Приморской армии погибать? Что неужели флот не мог вывести войска? -
Лектор растерялся, он начал платком вытирать вспотевшую лысину:
-О чем вы товарищи? Вот что пишет газета 'Правда' от 4 июля 1942 года... -
И гудевший зал ожил, а по рядам взметая под потолок, снопы искр человеческого гнева пошла, полетела цепная реакция. И лектор замолчал, не решаясь читать дальше. А фронтовики вставали с мест, задавая вопросы уже не испуганному доценту, а сидевшим за столом президиума, покрытым красным сукном бывшим руководителям обороны Севастополя.
- Где была эскадра?-
- Почему нас раненных бросили?-
Звонкими хлесткими пощечинами по холеным лицам начальников севастопольской обороны зазвучали эти горькие вопросы фронтовиков, и оставались без ответа, упреками повисая в наэлектролизованном воздухе. Зал загудел, взорвался - то, что так мучило этих людей, так волновало их, так страшно рвало им сердца, все эти годы, требовало, своего ответа. Те дни страшного отчаяния, пережитые ими там, у скал Херсонеса, когда вся надежда была сосредоточена только на острие ищущего взгляда, устремленного на едва различимую в ночи, тонкую полоску морского горизонта вдали, где должны были, появиться силуэты плывущих за ними кораблей, прочно запечатлелись в их памяти. Эти обещанные корабли должны были принять их всех - раненных, измученных жаждой, страдавших от смерти, и увезти морем туда, где волны бьются о берег Кавказа. И даже унижения долгого плена не смогли заставить фронтовиков забыть все это пережитое в далеком июле 1942 года.
-Товарищ Октябрьский, я обращаюсь лично к вам, скажите, а Приморская армия тогда прикрывала, чей отход, вас и вашего штаба? Кроме вас кто еще был эвакуирован? - крикнула высокая седая женщина и вдруг громко зарыдала. А люди все со своих мест и возмущенно продолжали спрашивать:
-Да вы нас просто сдали в плен. А мы бы еще сражались! А как нам было без патронов, без снарядов, без надежды? Как? Многие плакали из нас тогда, не от страха, мы плакали от горькой обиды и отчаяния. Я видел, как наши офицеры от стыда за вас стрелялись. Как вы могли так?-
И вопросы не прекращались фронтовики поднимались, как еще совсем не так давно бесстрашно они поднимались под огнем врага в атаку, и вопросы становились все более страшней. И Родионову тогда приоткрылась страшная правда гибели целой армии .
-А кто отдал приказ на взрыв Инкерманских штолен? Взрывая артиллерийский морской арсенал вы, случайно или намеренно, в штольнях уничтожили госпиталь, с тремя тысячами раненых! Там еще были цеха по производству снарядов, мин и ручных гранат, ремонтные мастерские, швейные цеха, школы, детские сады и общежития, а так же многие другие военные объекты. Остались погребенным под обломками тысячи советских людей. Это же преступление. Скажите кто, кто за это ответит?-