-Все приказы выполняются для галочки. 'На отвали'. Сказали ми собрать войско, а они абы кого собрали, лишь бы было у них там что. Отрапортовали наверх. Ну что только мы им аналитические справки слали, указывали, сколько там оружия, какие там есть вооруженные формирования. А им хоть в бол, хоть по лбу. Ну ладно иди, иди, работай. Бог даст и все будет хорошо.
-А как же на бога надейся и сам не оплошай?- спросил Владимир у начальника.
-Да никак, понимаешь бог то у всех разный, у них и у нас. Так всегда было, у нас даже когда бога официально не было.
И дальше опять перешел на шепот:
- А вот теперь и думай, какому богу у нас там, наверху молятся?-
Пальцами Петлицын сделал движение, как будто пересчитывает монеты в руке:
-Этому что ли ? Как его Момоне?-
Он опять посмотрел на портреты, висевшие у него над столом, и приобнял полковника и проводил его к дверям.
И как двери за ним закрылись, генерал вернулся к своему массивному дубовому столу, вынул аккуратно исписанный лист бумаги из верхнего ящика и еще раз перечитал, что было написано его собственной рукой.
-Прошу вас ходатайствовать о моем увольнении из рядов вооруженных сил,- задвигал он губами, произнося вслух, как любят иногда это делать люди текст рапорта.
'Пора, пора на пенсию. Армия трещит, и дай бог эта война ее не добьет до конца. Огромный офицерский корпус уже буквально поставлен на грань выживания и почему только они советские офицеры не могу как Франкисты в Испании или генералитет вермахта попытается взять власть в стране в свои руки. Почему армия такая безвольная и трусливая? Где Наполеоны, что бы положить всему этому конец? Наверное, вся причина в воспитании нашего офицера. Его готовят к одному - умереть за Родину, это везде в книгах, в речах, даже в клятве верности, даже в присяге которую принимают наши офицеры. Подвиг вот высшее выражение офицерского долга, а лучше подвиг посмертный, пойти на таран, лечь грудью на дот, вызвать огонь на себя. А ведь подвиг это всегда плата за чью-то ошибку просчет, халатность. И что бы их скрыть на войне, нужен подвиг. Нужно вопреки всему победить. Вопреки не только врагу, но и даже логике, даже самому военному искусству. И эта готовность умереть ради Родины, но почему-то не готовность жить ради нее. Да они все совсем не умеют жить ради нее, они умеют лишь умирать за нее. Так же как ради своей семьи, которую офицер таскает за собой как вещмешок по гарнизонам полжизни. И не умея жить сейчас, вот они и тихо медленно умирают никому не нужные солдаты.
В столе под рапортом лежал пистолет, именное оружие подаренное генералу к 30 летию победы. Черная сталь рукоятки сверкнула дарственной надписью.
'Все пусть другие сделают, то, что не смог сделать я'- подумал генерал:
'А мне пора, здоровье уже не к черту. Буду на даче жить. Рыбалка, книги. Не хочу больше ничего знать. Я устал уже, устал'
А на столе лежали в папке бумаги, их все надо было изучить, кое-какие подписать, связаться с другими начальниками отделов, позвонить, раздать задачи подчиненным. Но все это уже не интересно. Все стало по-другому, чем было раньше, когда он был молод. Все уже в прошлом, а в настоящем, он принимать участия не хотел.
'70 процентов чеченцев только и ждут нашу армию, а 30 настроены нейтрально'. - повторил он про себя и представил как будут засыпаться дороги мукой перед входящими войсками.
' При отсутствии объективной информации о противнике, при непродуманности плана действий, при неразберихе в управлении она может обернуться трагедией. Я был уверен, что в Грозном нас ждут жестокие бои.
Нет, это будет не мука, они зальют дороги своей и нашей кровью' - подумал старый генерал. 'К чему это все? Все эти справки, расчеты, предложения? Их никто не слышит'.
Он откинул кипу бумаг в сторону и закурил...
'Самоуверенность в военном деле, чрезвычайно опасна, за нее расплата одна - пролитая кровь солдата. Это та цена, которую надо за все платить, жизнь людей вот жестокая валюта войны, исчисляющаяся жертвами. Почему так быстро об этом забыли? При отсутствии какой-либо объективной информации о бушующем противнике, при непродуманности плана действий, при той неразберихе в управлении и в головах людей, которая сейчас царит в армии, эта маленькая победоносная война, на которую так рассчитывают кремлевские стратеги, обернется новой трагедий для армии. Люди умоются кровью. Это очевидно, - в Грозном нас ждут жестокие бои'. - размышлял Петлицын, сбрасывая пальцем серую шапку пепла с конца тлеющей сигареты, наблюдая за причудливыми кольцами синего дыма, рассеивающимися в воздухе: 'Это будет не мука'.
Часть третья. Грозный.
1
Родионов вспомнил, что ему писал сын про свою часть. Боевой подготовкой в полку, где он служил, никто не занимался. Командованию было не когда, офицеры были загружены бытовыми проблемами. Да и окружное начальство наседало. Многие из солдат срочников держали в руках автомат не более трех раз: на присяге и еще дважды на стрельбище - что же, по крайней мере, имитация боевой подготовки все же имела место быть. Там в Черноречье, где стоял полк: солдаты занимались абсолютно всем кроме службы - строили гаражи офицерам, ремонтировали новенькие квартиры, убирали плац и казарму. У сына даже как-то брали солдат для обустройства дачи какого-то важного окружного генерала. Игорь писал, бойцы рассказывали ему как блеска и седьмого пота рубанком они полировали доски, шкурили их, идеально с точностью до миллиметра подгоняя одну к другой. Этот некогда элитный полк представлял собой теперь жалкое и унылое зрелище, впрочем, как и вся армия. Из служивших в Германии кадровых офицеров в полку никого почти уже не осталось, они все разбежались кто куда. Да люди, не были обучены, не подготовлены, из водителей БМП мало водил, из стрелков - стрелял. А из таких специфических видов оружия, как подствольный гранатомет и огнемет, солдаты ни разу вообще стрелять не давали, и пользоваться таким важным оружием для боя в городе они не научились. Да и учить их было не кому.
Войска были введены в Грозный в 31 декабря. Родионов не уходил со службы уже неделю, навалилось много работы - с середины декабря в Чечне шли боевые действия. Офицеры Главного оперативного управления Генерального штаба вынуждены были по служебной необходимости, находится на службе круглосуточно. Обстановка накалялась и самые худшие предчувствия оправдывались.
Полковник руководил работой оперативной группы офицеров курирующих группировку 'Север'. Она включала в себя 131-ю омсбр, 81-й мсп и 276-й мсп. Командование группировкой 'Север' осуществлял генерал-майор К.Б.Пуликовский, всего эта группировка насчитывала 4097 человек, 82 танка, 211 БМП, 64 орудий и минометов и была достаточно мощной ударной силой. Одним из офицеров, входивших в состав этой группировки, был его сын. Пуликовский накануне уверял его лично по дальней связи, что без боевого слаживания, пока личный состав частей, не будет разбит на атакующие группы, никто в город не войдет. Но все это были пустые слова, Грачев и Квашнин гнали армию на штурм. Создавалось впечатление, что они не управляют войсками, а только реагируют на обстановку. Но Квашнин руководил этими частями сам через голову командующего.
По полученным донесениям 81 полк был доукомплектован представителями различных окружных частей, всем кем угодно, только не пехотинцами, как будто это кто-то сделал нарочно. Лишь бы отчитаться и наконец, отправить полк. Неужели так всем плевать? Хорошо плевать округу, он выполняет задачу лишь бы кого-то отправить, но есть командование части, как это все ему? Ведь ему воевать с этими людьми? Спасение утопающих это дело, прежде всего самих утопающих! В каждом мотострелковом взводе полка было лишь по одному командиру кадрового взвода, все остальные - ребята-двухгодичники, которые не имели никакого понятия, даже теоретического, о ведении боевых действий. Кадровые офицеры и так массово увольнялись из армии, не желая служить в таких условиях и тем более ехать на войну. И у них был выбор в отличие от попавших в тиски присяги 'пиджаков', они могли спокойно написать рапорт на увольнение. Конечно, с их стороны это было предательством, но само слово предательство стало слишком вычурным и нелепым возвышенным словом. Вся страна вся армия были преданы. И вчерашние студенты - офицеры двухгодичники, куда они могли деться, призванные служить Родине?