-Я же просил тебя выключить его! Надо было просто его выключить!-
Экран проглотившего пули телевизора сразу потух. Выстрелы отбросили его корпус к стене и заставили повернуться боком. Звук оборвался. Стреляя, полковник почувствовал, что он стреляет по этому миру, с которым у него свои счеты, миру давно забывшему, что есть он Родионов, живет в нем, живет таким, какой как он есть, и у него есть свое право на жизнь, на правду. Право любить, право ненавидеть и выбирать.
В ушах от грома выстрелов зазвенело, квартира погрузилась в полную тишину. Все замолчали. И было слышно, как за окном шумит город, сигналят проезжая машины, идут, скрипя снегом под ногами прохожие. Пауза затянулась, повисла в воздухе. И вдруг Светлана заплакала, слезы потекли по ее лицу, размазывая потеками черную тушь с ее глаз.
А на столе стояла ваза полная гвоздик, с красными, как будто остриженными головками на тонких длинных прямых ножках. Это были уже цветы, ей подаренные не им. 'Наверно он ее и правда любит?' подумал полковник: 'А я так давно перестал ей дарить цветы и говорить хорошие слова. Замечать, что она женщина и требует внимания, любви. Но почему, же это гвоздики, она ведь всегда любила розы? Или ей так одиноко было, что она согласна и уже на гвоздики?'.
-Ты больной Родионов, ты больной!- кричала она и бросилась к нему, стала бить его по щекам, потом маленькими острыми кулачками в грудь. Волосы разметали по ее плечам. Он отступал, не уворачиваяь от ударов в сторону, а покорно опустив руки и будто бы оправдываясь, повторял все одно и то же, не в силах ей сказать правды:
-Я же просто просил убавить звук! Я просто просил тебя убавить звук!-
А стальная пружина, свернувшаяся в его душе змеей, уже распрямилась, вся ненависть и отчаяние выплеснулось в этом глупом поступке, опустошила его до дна. Так словно бы уже в нем совсем ничего и не осталось. И усталость бессонных ночей проведенных на службе разом навалилась на него, подмяла собой.
Все, это надо было это прекращать. Так дальше невозможно. Родионов спокойно убрал оружие, развернулся и вышел из комнаты прочь.
-Я ненавижу тебя! Ты шизофреник! Больше никогда, ты слышишь, никогда сюда не возвращайся! - кричала жена ему вслед, громок рыдая.
Зачем он стрелял? Как это глупо, какой нелепый дешевый фарс? Еще чуть и он начнет стрелять в людей? Безумие! Ему стало стыдно, захотелось вернуть все назад, что бы вычеркнуть этот дурацкий поступок из своей жизни. Но он понимал - над временем он не властен, как и не властен над обстоятельствами. До чего же он дошел? Ведь он мог причинить им вред, пули же могут отрикошетить, и случайно, от стены, одна из них могла ранить или что еще хуже убить кого-то. Что он наделал? Зачем?
Полковник забрал свою сумку с вещами в соседней комнате и покинул квартиру, молча, даже не закрыв за собой дверь. Он только услышал, проходя мимо, как жена жалобно всхлипывала в своей комнате, а Андрей ее успокаивал, что-то ей, говоря, но говорил он тихо, неразборчиво, и было совсем непонятно, что же он, ей говорит. Она повторяла за ним лишь отчетливые: 'да, да', с чем-то соглашаясь.
Родионов был лишний в их жизни. 'В сущности, в чем виноват телевизор?' - подумал он: 'у всех и каждого свой выбор. И этот выбор и есть личная ответственность каждого человека. И никто не виноват, что одни выбирают то или иное. И ни он, никто другой не имеет право судить людей их выбор'. Тут он, почему то вспомнил как перед поездкой в Афганистан, тогда давно, его уже сейчас покойный тесть, человек властный и суровый, бывший крупным партийным функционером, видя, что чересчур правильного зятя ему уже не отговорить от командировки, кричал ему вслед: 'ну и дурак ты Вова, отстрелят тебе голову там, дурачку! Так тебе и надо! А Светку жалко!'. А ведь один звонок тестя и вместо Афгана они поехали бы вместе в Германию. Но он тогда твердо все решил сам для себя. А беременная на 6 месяце Света тоже тогда плакала горькими слезами, провожая его в дорогу. А он еще молодой лейтенант, твердо решил увидеть войну своими собственными глазами, и не боялся никакой такой смерти, потому, что свято верил в свою счастливую звезду.
'Прощай!' мысленно простился он со Светланой, перешагивая через порог квартиры: 'прощай моя милая любимая жена!'. Навстречу касаясь легких ног, побежали знакомые ступеньки подъездной лестницы, пилой заскрипела открывающаяся дверь, морозный воздух, обжигая, ударил в лицо. Не оборачивая назад, как во сне Родионов зашагал вперед по заснеженному двору по тропинке мимо детской площадки.
Он не знал, что его жена выбежала следом на лестничную площадку и зарыдала, держа в руках веревочку на которой висел маленький крестик. И следом выбежавшему Андрею, непонимающе хлопающему глазами и крутящему в руках очки, принялась, всхлипывая, сбивчиво объяснять, что Владимир забыл свой нательный крестик, который одевал лишь тогда, когда судьба направляла ее мужа в горячие точки. А также то, что кобура лежит в шкафу. На шум открыли двери еще пьяные сонные соседи, недоумевая открывшейся картине - плачущей Свете и незнакомого мужчины, которой неуклюже успокаивал ее. Звуки выстрела были приняты, наверное, за громкие хлопушки и о них даже никто не спросил. Зайдя домой, Светлана выпила водки, ей стало легче.
В подземном переходе метро паренек в зеленом пятнистом камуфляже пел под гитару. Перед ним стояла картонная коробка, куда вечно спешащие, серые как мир вокруг люди, проходя мимо, бросали свои деньги. И эти деньги: мятые как будто обрывки бумаги - купюры, небрежно рассыпанная мелочь, лежали поверженные искусством у самых его ног, а он их не видел и видеть не хотел. Его громкий сильный голос звучал, вырывая людей из повседневности, из полусна спрятавшейся от мира за заботами души. И Родионов с удивлением услышал слова этой песни, так задевшие его за живое:
'Он прошел сто дорог, три войны и остался жив,
Он до сих пор видит страшные сны,
Он до сих пор умирает в них,
Он помнит ветер в горах,
Он помнит лица друзей,
Но подполковник не нужен своей стране'.
Его страна сдала в музей!
А дальше шел припев:
'Подполковник не нужен своей стране, своему сыну своей жене,
Переживая крах, в своих мечтах, он ищет истину в вине!'
Полковник подошел к парню и нашарил в кармане какую-то мелочь, бросил ее в коробку.
-Сам сочинил?- спросил он у парня.
-Сам,- гордо ответил тот, а потом звонко по-строевому и с улыбкой добавил:
-Сам сочинил, товарищ полковник! Понравилось?-
Ему подумалось, наверное, сам Господь, руководствуясь непостижимым, одному ему лишь ведомым замыслом, творит все в этой мире так, что в любой жизни нет ни чего случайного, происходящего нечаянно или по нелепому стечению обстоятельств, как это пытаются представить плывущие по течению безвольные фаталисты. В мире все закономерно. Так как если мир это хаос, то в нем нет никакого смысла. И тогда любая человеческая жизнь, как и ее смысл, есть иллюзия, а сама жизнь просто ничего не значащий сон. Но если все закономерно, то случайности не бывает. И любой человек, встретившийся на его пути, каждое произошедшее с ним событие это метка судьбы. Предначертанный знак, - указывающий на что-то, о чем то, важном говорящий ему. И если это не понято сейчас, не разгадано им, не узнано, то он обязательно поймет это завтра или через некоторое время и вся жизнь через череды мелькающих разрозненных событий превратится в длинный последовательный и понятный путь. Пускай даже путь к смерти.
4
В Моздоке Родионов ожидая борт, на взлетной полосе военного аэродрома нечаянно встретил товарища по академии генерала Орловского, они оба обрадовались неожиданной встречи, разговорились. Юра Орловский только вернулся с Ханкалы и в свойственной ему манере, зло шутил над другом.